По городу идёт мальчик с коньками под мышкой.
В темноте не видно, что одна пуговица вырвана с мясом, а на шарфе чернильное фиолетовое пятно. И не видно, что он вырос из пальтишка и из лыжных брюк. Всё ему коротко, всё не по росту. Но кто виноват, что мальчики так быстро растут?
На каком ухе сидит старенькая шапка? Не всё ли равно! Когда весна своим теплом, влажным дыханием касается лица, это не имеет значения: уши не мёрзнут. И только ботинки, набегавшиеся за день по лужам, промокли, и ногам холодно.
Мальчик думает о высоком, крупном человеке в меховой куртке, сделанной из шкуры чёрного зверя, и о боевом ордене, и о прокуренной трубке, и о рецепте, выданном санчастью с номером полевой почты. Он думает о человеке, которого ему недоставало всю жизнь. И теперь этот человек нашёлся, но он принадлежит не ему…
На месте Серёжи мальчик бросил бы всё на свете и примчался к отцу… Нет, он бы вовсе не уезжал от отца ни к какой бабушке, ни в какой Сапожок. Он бы всегда был рядом с ним, чтобы в любую минуту прийти на помощь.
Мальчик не замечает, как справа от него вырастает забор стадиона. На катке уже не звучит музыка, не горят весёлые лампочки и не слышно зазывного шороха, который издают коньки, разрезающие лёд.
Под единственной лампочкой на воротах висело объявление:
«Ввиду тёплой погоды каток закрыт».
Мальчик сжал кулак и почувствовал боль. В руке был зажат осколок, который мог вонзиться в сердце Бахтюкова. Мальчик сжал кулак крепче, и ему стало ещё больней.
И вдруг мальчик обрадовался. Он может терпеть боль, и ему наплевать, что каток закрыт. И он смеётся над счастливчиком Серёжкой, хотя у того есть отец. И человек, назвавший его сынком, будет жить и поправится до зелёных листиков. И хотя ноги мёрзнут, это хорошо, — значит, в городе много луж, значит, весна спешит и скоро появятся эти самые зелёные листики.
Мальчик расстегнул своё коротенькое пальто, переложил коньки в другую руку и зашагал домой.
