— А вот со мной случай, случай со мной… Помню, у нас на сухогрузе интендант был — Хунхузом мы его звали. Проныра, каких свет не видел… Так раз в Циндао — мы тогда завод цементный в Китай таскали из Владика — гад этот и говорит: «Нет у меня, братцы…»
Поняв, что его никто не слушает, Кончинский отходит в сторонку. К Алибабаеву протискивается художник и приподнимает траурный платок.
— Послушайте, уважаемый… А вы случайно в управлении не у Комарова были? Он там отделом заведует…
— Комаров слишком большой начальник, ага… Мне самый маленький нужен… Фамелий такой казачий… Этаааа… Закрывай ветер… витер… вытер… У, шайтан! Так нэ помню…
Достает из «дипломата» бумажку, читает по слогам:
— За-ту-ли-ви-терр! Уфффф! Нэ знаешь такой?
Художник задумчиво щиплет бородку.
— Как вы сказали, уважаемый?.. Затули… Нет, такого не знаю… А товарищу Комарову, пожалуй, можно позвонить… Отношения у нас не ахти… Он муж моей дочери… Но для дела… позвоню — вы же в конце концов не только для себя стараетесь! Комбинату подшипники тоже, надеюсь, нужны?
Алибабаев встает по стойке «смирно».
— Так точно! Очень, очень нужны! Станки простаивают! Продукция портится! Нэобходимы!
— Ну, раз так — пойду позвоню… — говорит художник и уходит.
Водолаз Юра похлопывает по плечу еще не верящего в свое счастье Алибабаева.
— Считай, кацо, что повезло тебе. Наш Айвазовский слов на витер, то есть ветер, не бросает… Сказал — как отрезал! Настойчивый мужик, до Камчатки чуть пешком не дошел — такой слово назад не возьмет, точно!
Баранчук тянет за рукав Алибабаева.
— Все это хорошо, граждане, но акт придется составить… Нарушение имело место — в бассейн реки был умышленно брошен крупный предмет…
Юра втискивается плечом между милиционером и хлопающим глазами Алибабаевым.
— Ты, старшина, отстань от него, понял?! У человека горе на почве производства! А ты акт! Совесть у тебя есть? Его и без тебя здесь хорошо приласкали. Мужик кровную свою хануму месяц не видал, а ты… акт!
Милиционер ворчит:
— Мало чего я не видал! Тут за дежурство, бывает, такого насмотришься. — Строго Алибабаеву: — А если бы внизу судно проходило, да по голове кому-нибудь? Кто бы отвечал? Так то, гражданин командированный. Чтоб в первый и последний, поняли?
Алибабаев трясет головой. Баранчук не спеша вынимает и отдает документы, величественно удаляется.
Все провожают его взглядом, и Мишка с иронией декламирует: «И воцарился мир хоть на минуту в тревожном море бытия…»
Возвращается довольный Айвазовский.
— Едва дозвонился… Вроде удачно. Хе-хе. Линия простаивает, сказал… Так, товарищ Алибабаев, едем. Едем срочно в управление…
Алибабаев со всеми по очереди прощается, долго трясет руки. Когда очередь доходит до Кончинского, тот задерживает руку Алибабаева, многозначительно смотрит ему в глаза, подмигивает и щелкает себя по кадыку. Алибабаев кричит:
— Да, канэшно, дорогой! В чем вопрос?! Нэт вопроса! Я еще вэрнусь…
Айвазовский с семенящим сзади Алибабаевым уходят. Все продолжают заниматься своими делами: водолаз Юра, надев очки, читает газеты, Нина Ивановна на порожке кабинетика вяжет чулок, Кончинский возится в железном ящичке, Мишка лезет на смотровой мостик и с биноклем оглядывает акваторию реки. Тишина и спокойствие ненадолго воцаряются на спасательной станции.
У трапа появляются двое мужчин. Они с трудом волокут большой лист фанеры. На лицах довольная ухмылка — это водномоторники Паша и Гера. Больше трех лет строят они глиссирующий суперскоростной катер и все никак не могут достроить и уйти на нем в дальнее плавание. Они давно прижились на станции, стали своими ребятами. Почти каждый день хоть на часок, да забегают на станцию и успевают прикрутить к своему детищу какой-нибудь специальный шуруп, приклеить лоскут стеклоткани, что-то укоротить, что-то удлинить… Водолаз Юра относится к ним снисходительно; Кончинский «стреляет» на пиво, но честно отрабатывает долг, все время давая дельные советы и рассказывая о морских приключениях, Нина Ивановна изредка подкармливает пирожками, я отношусь вполне по-товарищески, пес Осман души не чает. Один С. Н. Плюханов — начальник спасательной станции — относится к Гере и Паше с предубеждением: втайне он боится, что они в конце концов сожгут по неосторожности дебаркадер, и поэтому строго запрещает курить и работать без огнетушителя. Паша и Гера страшно боятся начальника и в его присутствии краснеют, бледнеют, заикаются, что еще более увеличивает подозрения начальника. Их счастье, что С. Н. Плюханов все время находится в дальних производственных командировках по обмену опытом и редко бывает на станции. Паша и Гера работают в «ящике», сидят по восемь часов за кульманами и непрерывно мечтают о своем дальнем плавании — прекрасном, стремительном катере с хищными обводами и мощным двигателем.