— Ты, парень, над голодными посмеялся! Как саботажник посмеялся!.. Пошел вон, с глаз долой! — И, выплеснув из котелка воду в топку, скрылся в облаках пара.
Уязвленный горькой обидой, встретив на следующий день мастера, Борис хотел пройти мимо него.
Но тот остановил Бориса и, вынув из кармана холодно блестевшие болты, сказал проникновенно и тихо:
— Ты с них окалину содрал для лоска, а окалина металл от ржавчины бережет. Это раз. Болт должен деталь держать, а если на нем гайка со слабиной, кому такой болт нужен? Это два. Только дурак бессмысленную вещь любит. Во всякой вещи главная мысль должна быть. Какая она в болте? Держать! А как он держать будет, когда он у тебя весь скользкий? То-то! — И уже добрым голосом добавил: — В цирке я борца видел — он рельсы у себя на груди для хвастовства силой гнул. Здоровый, ничего не скажешь! А пошли его к нам в кузню — он через полчаса весь пар отдаст. Так что ж, по-твоему, я того борца больше уважать должен, чем Ефимова, когда Ефимов в смену четыреста пудов металла мнет; хоть и щупленький, а кует так, аж все звенит! — И, легонько оттолкнув от себя Бориса, мастер, насупленный и важный, пошел в цех.
Бориса поставили на очистку паровозных котлов.
Только подростку, худому, подвижному, удавалось проникнуть в узкие ходы котлов.
Забрав связку ключей и огарок свечи, вставленный в гайку, Борис через сухопарник пролезал к самой стенке котла. С трудом расставив руки, он начинал зубилом отбивать камнем запекшиеся пласты накипи. Приходилось при этом закрывать глаза — чтобы их не повредили острые осколки. Молоток вслепую опускался не на зубило, а на пальцы. На левой руке они стали пухлыми от ушибов.
Борис лежал в котле, как шахтер в тесном забое. После того как накипь была обита, нужно было вставлять инжекторные трубы. В отверстие, которое соединяло инжектор с котлом, слесарь просовывал проволоку с зажженной паклей. В духоте пакля гасла, источая удушливый дым. В это мгновение, пока отверстие освещалось факелом, Борис должен был вставить трубу. Задыхаясь от ядовито-масляного угара, почти теряя сознание, Борис толкал трубу, как пику; иногда труба застревала, и ее невозможно было сдвинуть. Прищемленный трубой, Борис с ужасом думал, что ему теперь не удастся отсюда выбраться. Становилось так страшно, что хотелось кричать истошным голосом, прося о помощи.
Но вот слышался глухой, словно из-под земли, голос мастера:
— Ну, как жизнь, ювелирных дел мастер? Котел шлифуешь? Чего молчишь?
И Борис, наваливаясь всем телом на трубу, снова задохнувшись от жирного чада гаснущего факела, наконец устанавливал трубу как нужно.
Вылезать обратно было еще труднее.
Обитая накипь заполняла лаз мелким щебнем. Нужно было по-собачьи подгребать под себя этот щебень, чтобы выбраться наружу.
Никто не хвалил Бориса за этот труд, все держались так, словно иначе и не могло быть.
Но однажды, на общем собрании, когда председатель цехкома предложил выпустить в честь праздника Октября внеплановый паровоз, мастер, задумчиво пожевав бородку, обратился через головы сотен людей, сидящих в зале, к Борису и негромко сказал:
— Ну как, Скворцов, сделаем? — И, не дожидаясь ответа, добавил громко: — Сделаем!
Рабочие, встречаясь на улице, серьезно здоровались с Борисом, как со взрослым.
МАШИНИСТ РЯБУШКИН
Множество вагонов столпилось на путях Сортировочной.
Здоровые и больные, классные и товарные, плоские платформы — все перемешалось.
Куцый черный маневровый паровоз с хриплым визгом набрасывался на вагоны.
Вопили в медные трубы стрелочники. Свистели сцепщики. Бряцали буфера. Но выдать из этой сутолоки и давки вагоны на магистраль было почти невозможно.
Злобно пыхтя, шаркая колесами так, что из бандажей высекались сухие длинные искры, паровоз напрасно пытался растолкать вагоны.
Чтобы освободить место паровозу и получить наконец возможность с разбегу протолкнуть состав на магистраль, приходилось раскатывать вагоны вручную.
После чистки паровозных котлов Бориса поставили на ремонт тормозов Вестингауза. Тщательный, кропотливый труд оказался ему по душе.
Но когда открылась возможность попасть помощником на маневровый, Борис без сожаления покинул мастерскую.
Мечущийся на коротком пространстве паровоз, стойбище побитых вагонов, тупики, где в теплушках жили какие-то подозрительные люди, шныряющие по путям с озабоченными лицами зябнущих жуликов, — все это произвело на Бориса безотрадное впечатление.
И когда машинист Рябушкин послал его растаскивать вагоны, Борис неохотно пошёл выполнять задание.