— Не верите? А что вы скажете на это?
В цехе с полукруглым сводчатым потолком, с чугунными плитами вместо пола старики в кожаных фартуках, с зелеными от льняного масла бородами и руками ударами молотка выпрямляли кривизну ствола — кривизну, которую можно было установить лишь с помощью самого сложного измерительного прибора. Разве не орлии глаза были у этих мастеров и не волшебны были их руки, когда они простым коловоротом, несколькими оборотами его, придавали патроннику те качества, которые потом оснащали оружие снайперскими свойствами, или, как принято у них говорить, свойствами гвардейского оружия?
Увидев это собственными глазами, человек готов был поверить и в дробовик, ствол которого раздувается, как пузырь, и снова принимает натуральную форму благодаря необыкновенной, фантастической своей упругости.
Целыми часами простаивал Скворцов за верстаками граверов и, как завороженный, любовался их сказочным мастерством.
На замках охотничьего ружья люди эти изображали эпизоды охоты, полные дивных подробностей. На крошечном пространстве стали разыгрывались здесь целые сцены: охотник, убивший дичь, хвастливо крутил усы; тончайшим брабшихтелем, инструментом, умещавшимся в лапках пинцета, вычерчивали мастера зримый лишь через стекло лупы каждый волосок этих усов. Но мало того — картинки получались цветными. У охотника был красный камзол, синяя шляпа, розовое перо. Серая борзая бежала по зеленой траве, и белый заяц скрывался в черных кустах, голубая река плыла вдали, а облака фарфорового цвета висели в лазури неба.
Эти краски добывались из стали. Сталь сама окрашивала себя. Металл при накаливании покрывается пленкой окиси, так называемыми побежалыми цветами. Цвета эти зависят от различной температуры накаливания. Выжимать огнем из стали краски — разве это не фантастика?
И часто в порыве восхищения Скворцов восклицал:
— Вы же настоящий художник, Фаддеич! О вас книги писать надо!
Фаддеич молча дул на стальную пластинку, потом говорил:
— Вот сын у меня — это художник по технической части. А я — так, людям для удовольствия! — И, осторожно повернувшись на своей высокой табуретке, замечал строго: — Нам не писанки теперь нужны, нам оружие строгое надо.
ЭТАЛОН
Может быть, в этот день следовало надеть новый костюм, какие-нибудь особенно красивые ботинки, пригласить духовой оркестр, с шумом раскупорить пузатую бутылку шампанского, послать приветственную телеграмму или хотя бы выспаться накануне как следует?
Ничего этого не было.
Накануне Скворцов не спал всю ночь. Уже на рассвете он стоял у дверей цеха и, ежась от пронизывающей сырости, ждал гудка.
Нет людей, более ревностных к своему труду, чем изобретатели. Нет людей, более нетерпеливых и беспокойных, чем изобретатели оружия.
Скворцов хотел все делать сам.
Он сам хотел вырезать все детали механизма из стали, доводить их до блеска на шлифовальных кругах, вымерять штангенциркулем, закалять в огне, первым выкупать в масле, первым собрать и, заложив ленту, нажав гашетку, первым услышать голос своего детища.
Мгновение, когда из стали была вырезана первая деталь будущего пулемета, — это неповторимое мгновение не было отмечено ничем.
Мастер Аниканов, не обращая внимания на изобретателя, заложив в станок кусок металла, искоса, через плечо, поглядывая на рабочий чертеж, включил ток; острый резец, облизывая болванку, выбросил первую голубоватую сияющую ленту.
За соседним станком примостился Скворцов. Он не покинул станок на время обеденного перерыва, и, когда гудок провозгласил окончание работы, Скворцов не мог оторваться от него. Уборщицы с сердитыми лицами возили возле его ног мокрыми тряпками, в цехе было безлюдно и темно, а Скворцов, склонившись над резцами, потеряв чувство времени и места, зачарованно следил, как видимые когда-то только мысленным взором очертания механизма приобретали форму, вес, твердость.
Каким-то обостренным чувством Скворцов научился различать малейший подозрительный скрежет металла, доносящийся именно с того станка, за которым изготовлялись детали его пулемета. И он бросался в противоположный конец цеха, чтобы узнать причину этого скрежета. Видя озабоченное лицо токаря, который обтачивал части его машины, Скворцов терзался подозрением, что у этого человека дома какие-нибудь неприятности и он не будет работать с нужной тщательностью. Скворцов настойчиво выспрашивал токаря о причине плохого настроения, готовый всем, чем можно, помочь ему.