Скворцов вначале и слышать не хотел. Худой, с провалившимися глазами, с темными, въевшимися в кожу пятнами от пороховой копоти, он не мог похвастаться свежестью своего вида.
Истратить целый день на глупую прогулку — нет, никогда!
Николай, унаследовавший от своего отца горячий талант изобретателя, понимая неистовую душу оружейников, пустился на хитрость:
— Да я тебя, Борис, в часть хочу сводить. Тут от нас недалеко. Зайдем на полигон, с людьми поговорим.
И Скворцов согласился.
За городом было чудесно.
Борис как будто все увидел впервые: глядя на соседний лесок, он даже заметил, как молодые деревца вежливо раскланялись с пролетевшим мимо ветром, а холодные, как лягушки, лужи — не любят ветра, они любят тень и тишину — поморщились, когда пролетел ветер.
Увидев, что Скворцов улыбается, Николай спросил удивленно:
— Ты что?
— Так, — ответил Борис, — хорошо очень!
Через час они прошли в расположение части. Николая все здесь отлично знали и встретили радушно.
На полигоне постреляли в цель из винтовок, но красноармейцы из снайперской команды оказались куда искуснее.
Тогда Николай обидчиво предложил:
— Вы из пулемета в фитиль зажженной свечи попасть сможете?
Красноармейцы заинтересовались, добыли огарок, зажгли его и поставили в пустой будке, чтобы пламя не задул ветер, а дверь оставили открытой.
Стали стрелять. Конечно, никому не удалось попасть в пламя свечи и загасить его. Нашлись искусники, которые перебивали самую свечу. Но этого Николай засчитывать не хотел, утверждая, что нужно именно погасить свечу. И когда все стали говорить, что это невозможно сделать из пулемета с одного выстрела, Николай присел к машине и стал тщательно целиться. Скворцов увидел, что Николай незаметно вытащил из кармана патрон, принесенный из дому, и вогнал его в ленту пулемета. Скворцов недоумевал: зачем это ему нужно?
Грянул выстрел, пламя свечи, срезанное вихрем, погасло.
Все с восторгом окружили Николая, прося повторить номер. Но Николай, снисходительно улыбаясь, говорил:
— Хватит, хорошенького понемножку. Вот научитесь стрелять сначала, как мы, оружейники, а после снайперами называйтесь!
Николай уходил с полигона, как главнокомандующий уходит с парада, сопровождаемый свитой почтительных адъютантов.
Возвращались обратно ночью. Белая расплющенная луна торчала в небе. Листья на деревьях висели, как черные тряпочки, туман заполнил овраги.
Скворцов сказал:
— А я не знал, что ты так хорошо стреляешь.
Николай остановился, посмотрел на него и расхохотался.
— Хорошо? — переспросил он. — Да я боялся, что в дверь не попаду, а мне бы только в дверь попасть.
Вынув из кармана патрон, он протянул его Скворцову и объяснил:
— Видишь, пуля наискось просверлена. Воздух в канальце попадает, и такое завихрение образуется, что не только свеча, а целый костер погаснет, если на метр от него такая пуля пролетит.
Через неделю Скворцов с Николаем снова побывали в части. Придя на полигон, они увидели, что на месте будки лежит куча щепок. Очевидно, снайперы не могли примириться с преимуществом штатских, хотя бы и оружейников, и, продолжая опыты со свечой, разбили будку.
На этом прогулки кончились. Обильные снега засыпали город, началась стужа, метели, зато в новом тире было тепло, уютно, и работалось здесь необыкновенно хорошо.
СЛУЧАЙ НА ПОЛИГОНЕ
Всю зиму пулемет Скворцова стучал в новом тире. Каждое утро на рассвете уборщица сгребала в кучу гору стреляных теплых гильз и складывала их в ящик. А Скворцов с механиком шли в цех, где «дожимали» отдельные детали механизма.
Пулемет мужал и креп в своей беспрерывной огневой тяжелой работе.
Федор Васильевич частенько наведывался в тир, справляясь о «темпике». Он подолгу сидел, прислушиваясь к грозному реву машины. И однажды, когда машина работала особенно хорошо, а ключ от отделения блиндажа, где стоял темпомер, находился у механика, Федор Васильевич, не выдержав, снял пиджак. Он просунул свое тело в узкое отверстие амбразуры, исчез в нем. Через несколько секунд его голос, придавленный тяжестью броневых стен, прозвучал глухо, словно из подземелья:
— Борис Гаврилович, или темпомер врет, или твой пулемет. Но это же не темп, это сплошной посыл какой-то. Я даже не понимаю!
Взволнованный, он не мог выбраться обратно из блиндажа и только совал свою руку в амбразуру, чтобы поздравить Скворцова с победой.
И снова наступила весна.
Пулемет решено было испытать на открытом полигоне.