Ток был выключен. Поочередно дергая руками за ремень привода, они крутили станок и фрезеровали на нем новый ударник. Шесть часов. Шесть изнурительных часов заняла эта работа.
Потом вдвоем со стариком они пошли в тир и приделали к пулемету новый ударник. И пустили пулемет на полную мощь огня. Ленту за лентой пожирала машина, ни на мгновение не останавливаясь. К утру возле машины выросла огромная теплая куча стреляных гильз. В увлечении своем и молодой ученый, и старый оружейник не знали меры.
Они испытывали в эти часы подлинное вдохновение. А вдохновение и счастье — разве это не одно и то же?
Огромное весовое количество металла, выходящее из ствола пулемета с безумной скоростью, с немыслимой температурой и под большим давлением, стирало стенки канала так, словно он каждый раз подвергался действию закаленного, алмазно-твердого сверла.
Но Скворцов и здесь быстро нашел решение. Его давно занимала проблема хромирования металлов. И он решил хромировать каналы стволов в своих машинах.
Сверхтвердая пленка металла предохраняла стволы от изнашивания, от ржавчины и быстрого окисления. И если в ствол пулемета Скворцова посмотреть, как в подзорную трубу, вы увидите канал, сверкающий каким-то необычайным светом, в котором каждая пылинка на стенке видна, как бактерия под микроскопом.
Это была еще одна победа.
И машина, приобретая с каждым разом все новые качества, становилась еще могущественнее, еще сильнее.
Но Скворцов, памятуя коварные свойства закона больших чисел, теперь сам предусмотрительно выискивал слабые места машины, чтобы закон этот не мог больше властвовать над его пулеметом, а пулемет в своей конструкции сам сделался бы законодателем новой теории автоматики скорострельности.
Так и случилось.
ЧКАЛОВ
Снег, сухой и колючий, как песок, вихрясь, мчался по бесконечному полю.
Ветер дул не переставая, пронизывая насквозь стужей. Казалось, что ты стоишь, погрузившись по горло в ледяную воду, движимую бешеным течением.
Красный самолет, с коротким туловищем и сильными, по-птичьи изогнутыми крыльями, стоял посреди поля, покачиваясь, словно переминаясь с ноги на ногу: это ветер толкал его.
Проваливаясь по пояс в снег, люди снаряжали машину к полету.
Мотор работал со стонущим ревом. Растворившись прозрачным нимбом, пропеллер нагнетал шквалистый воздушный поток; снег позади машины, подхваченный этим потоком, крутящимся смерчем уходил в степь и там опадал пылью.
На крыле машины, вцепившись в распорки, стоял Скворцов. Шла последняя проверка работы синхронизатора.
Грохочущий ураган ледяного пламенного воздуха хлестал твердыми струями. Тело уже не болело от этих ударов, оно оцепенело и стало пустым, и нужно было собрать все усилия воли, чтобы сделать самые простые движения. И когда последняя регулировка была закончена, Скворцов не спрыгнул с крыла, а просто свалился вниз.
Подошедший механик озабоченно зачерпнул горсть снега и стал оттирать им лицо Скворцова. Потом он вскарабкался на крыло и начал заряжать пулеметы. Но скрюченные холодом руки плохо слушались.
Раздался короткий одинокий выстрел, и пуля, оставляя в воздухе длинную ленту дыма, промчалась в поле.
Механик с бледным лицом спустился на землю и стал дуть на посиневшие пальцы, зажав под мышкой меховые рукавицы и виновато улыбаясь.
Дверца кабины открылась, показалась коренастая фигура летчика. Он быстро шагнул на крыло, нагнулся над люком и зарядил пулеметы. Сбросив газ, крикнул:
— Замерзли, сиротки?
— Замерзли, товарищ Чкалов, сил нет! — лязгая зубами, ответил механик.
— Борис Гаврилович, а вы бы в будку пошли, отогрелись, пока я кувыркаться буду.
— В будку? — усмехнулся Скворцов. — Ну нет, этого дня я, Валерий Павлович, очень долго ждал. Какая тут может быть будка!
Чкалов, пожав плечами, наклонился над приборами, поднял руку, дал газ. И машина, покачиваясь на сугробах, покатилась вперед, оставляя на снегу широкий след от своих лыж.
По этим следам пошли за машиной и люди, но идти им долго не пришлось: машина, все сильнее набирая скорость, вдруг перестав подпрыгивать, оторвалась от земли и круто вонзилась в небо.
Пулемет Скворцова сдавал последний государственный экзамен в воздухе. И Чкалов, непреклонный в своих жестких и высоких требованиях к машине, испытывал его.
Но этот день испытаний пришел не сразу.
Могущественная энергия, заключенная в пулемете, прежде так изматывавшая его самого, теперь грозила разрушением самолету.