Но внезапно тихо вновь прокралась стужа.
Снег окаменел, вода окаменела, и все стало неподвижным, стеклянным, хрупким, безмолвным.
На гладком льду реки появились перистые кустики кристаллов — они назывались «корабликами». А березки, обледеневшие, походили на хрустальные люстры.
Ставший сухим воздух прозрачно и широко распахнул небо. Стояла тишина, сверкающая, необыкновенная.
И вдруг с тихим шелестом спустилась нежная снежинка, за ней другая, третья.
В чистоте, в свежести рождались они. И земля сделалась красивой, мохнатой и пышной.
Весь полигон был занесен этим снегом, и снег под лучами утреннего холодного солнца переливался самоцветами.
На линии огня была протоптана в хрустящем, как яичная скорлупа, снегу узкая тропинка. На тропинке выстроились десятки машин с синими узкими стволами.
Ни одна из этих машин не походила на другую. Каждая имела свои отличительные качества и свойства. И сегодня им предстояло после продолжительного огневого единоборства или стать оружием, или, сложив свои кости в ящики, уйти снова в опытные цеха конструкторских бюро.
Скворцов с механиком стоял возле своего пулемета.
Привычное чувство волнения и беспокойства было сегодня каким-то особенно острым. И хотя эта новая его машина являлась лучшей из всего уже многочисленного поколения пулеметов Скворцова, сегодня ей предстояла новая ответственная дуэль.
Дерзкое и пытливое племя советских оружейников выставило сегодня на арену только победителей, только — если так можно выразиться — чемпионов мира.
На утоптанной снежной тропинке стояла стальная когорта лучших из лучших.
Фарфоровая, хрупкая тишина лежала на поле.
Снег цвета неба и небо цвета снега создавали такую широту и необъятность земного простора, что у человека захватывало дыхание и кружилась голова.
Испытания машины начались с правого фланга.
Пулеметы ревели, и вдоль поля вытягивались узкие ленты трассирующих огненных троп. Снег был исчерчен полосами.
Каждая машина имела свой собственный тембр голоса, но все эти голоса были протяжны, могущественны, и ни один из них, бесконечно вытягивая излюбленную ноту, ни разу не дрогнул на ней.
Все ближе и ближе подходили люди к левому флангу, где находился Скворцов со своим пулеметом.
Вот уже последняя машина, задрав высоко в небо узкое свое горло, с ликующим ревом выписывала в облаках дымные разноцветные вензеля.
Скворцов присел к своему пулемету.
Машина ревела, выстилая в воздухе узкие струи трассирующих троп огня.
Снова и снова она с чудовищной силой вонзала в пространство яростный клинок огня.
И только когда в небе стали вспыхивать звезды, а снег сделался совсем синим и сосны, стоявшие навытяжку, превратились в сплошную стену с зазубренными высокими башнями, испытания закончились.
Новая машина Скворцова была принята на вооружение.
Прошло немало лет.
На столе, освещенном мягким зеленым светом, лежал тяжелый кусок брони. Посредине стальной плиты имелась круглая вдавленная пробоина; с обратной стороны этого отверстия металл выпер рваными лохмотьями.
Какая сила могла пронзить этот металл, о который гнулись самые сверхпрочные сверла?
И почему Борис Гаврилович Скворцов, изобретатель сверхскорострельного автоматического пулемета, с таким возбуждением и радостью рассматривает стальной обломок, с усилием приподнимая тяжелую плиту, хотя величиной своей она не превышает размера обычного формата книги?
Разве мог огонь пулемета пронзить эту плиту, если бы даже целый час бронебойные пули стучались об ее броню? Обычный пулемет не мог бы… Но автоматическая сверхскорострельная пушка Скворцова с одного попадания пробивала толщу сверхпрочной стали навылет.
Новое грозное, могущественное оружие, конструкцией своей выведенное также из принципа небесной механики, встало на охрану безопасности советского неба.
Скворцов вынул футляр с приборами и начал замерять отверстия в броне, длину маслянисто-гладкого пробойного канала.
— Борис Гаврилович, вас спрашивают.
Скворцов прикрыл стальной обломок абажуром с лампы и недовольно поднял голову.
В дверях стоял военный и улыбался.
— Костя!..
…На улице уже светало, а друзья все не могли наговориться, хотя постели были давно постланы и шел третий час ночи.
НАШЕ НЕБО
Самолеты стояли на снегу, поставленные на широкие лыжи. Моторы машин работали на малом газу. Потоки воздуха, нагнетаемые пропеллерами, казались смертоносными на этом сорокапятиградусном морозе.