Выбрать главу

Легко доставшееся первенство вызвало у Бориса пренебрежительное отношение к урокам рисования.

Но вот в училище перевели из лицея двух новых учеников.

Почему-то в училище прислали и пары этих учеников. Когда парты были установлены в классе, на внутренней стороне одной из них, принадлежавшей Виктору Дубровскому, была обнаружена вырезанная перочинным ножом картина, — она изображала морское сражение. Разбитый корабль, захлестнутый волнами, погружался на дно, на мостике стоял капитан, гордо сложив на груди руки, и мимо его лица плавали удивленные рыбы.

Но ребята решили, что Виктор Дубровский врёт, будто рисунок сделал он сам.

Внимательно разглядывая рисунок на парте, Борис испытывал щемящее чувство тревоги.

На первом же уроке рисования все выяснялось.

Борис, как обычно, сдал свою работу первым. Сдали свои работы почти все ученики, только один Дубровский сидел, склонившись над своей тетрадью, не обращая внимания на насмешливый шепот.

Прозвенел звонок.

Учитель подошел и взял у Дубровского работу. Тот растерянно протянул руку, жестом умоляя подождать еще немного. Учитель сердито сказал:

— Времени было достаточно.

— Ну еще секунду! — попросил Дубровский и потянул тетрадь к себе.

Бумажная стрела ударила Дубровского в щеку, он оглянулся.

Учитель взял тетрадь и направился к кафедре, перелистывая её на ходу. И вдруг лицо его покраснело; резко повернувшись и обведя класс возбужденным взглядом, он поднял над головой тетрадь Дубровского и, показывая всем, воскликнул:

— Смотрите, господа! Скворцов, вы тоже смотрите!

Ученики увидели голову умирающего гладиатора, но не мертвый гипсовый отпечаток ее, а живое лицо страдающего человека с меркнущими глазами.

Столпившись вокруг Дубровского, ученики восхищенно поздравляли его. А Дубровский, поеживаясь, печально говорил:

— Мне бы еще полчасика! Морщины на лбу, как на голенище сапога, получились, неживые.

Борис решил не сдаваться. Он просиживал за тетрадью целые дни, но рисунки получались у него по-прежнему холодные и черствые.

Он подозревал, что Дубровский владеет каким-то особым секретом. Ревниво и внимательно Борис изучал рисунки Дубровского, но секрета раскрыть не мог.

Дубровский помог ему сам. Как-то во время большой перемены Борис увидел Дубровского у подоконника с листком бумаги. Борис спросил, зачем он рисует, когда сейчас перемена. Дубровский, подняв голову, сказал удивленно:

— Но ведь я люблю рисовать, мне это нравится.

Борис отошел от него обиженный. И вдруг как-то внезапно пришла мысль:

«Но ведь я бы не стал рисовать во время перемены, — значит, я просто не люблю рисовать, значит, не в особенности моего «я» дело, а в чем-то другом. В чем же? Любить то, что ты делаешь… Пожалуй, верно… Вот если бы вместо урока рисования мне предложили…»

Но решить, что он выбрал бы в этом случае, Борис пока еще не мог.

ПЕСНЯ О СОКОЛЕ

Замаскировавшись учебником Шапошникова и Вальцева, Борис весь вечер читал роман «Таинственный автомобиль».

Мать ходила на цыпочках, чтобы не мешать сыну заниматься. Отец мастерил синий колпак для лампы, осторожно бряцая ножницами.

Ложась спать, Борис вспомнил зловещее обещание математика вызвать завтра к доске.

«Опоздать на урок, сославшись на железнодорожную катастрофу? Купить в аптеке бинт и замотать голову, чтобы видны были только одни глаза? Или, может, обмазать йодом правую руку и подвесить ее к груди на ремне?»

В тоскливом предчувствии неотвратимой беды Борис искал способа избежать ее.

И тут он вспомнил о боге.

Поднявшись с постели, он стал голыми коленями на холодный пол и, уставившись в темный угол комнаты, начал креститься и кланяться.

— Боженька, помоги мне! Сделай так, чтобы меня завтра не вызвали к доске.

Дверь открылась, в комнату вошел отец, остановившись, он наблюдал за сыном.

Борис заметил отца, смутился и юркнул под одеяло.

— Боря, — помедлив, спросил отец, — если б тебе что-нибудь было нужно, ну, скажем, деньги, мог бы ты их попросить у незнакомого человека?

Борис лежал молча под одеялом и чувствовал, как горят у него щеки.

— Ну а если бы ты совершил дурной поступок и его можно было бы свалить на другого, скажем, с помощью меня или твоей матери, обратился бы ты к нам с такой просьбой?