И вот однажды перед самым началом учебного года Хилай вновь вернулась к своей уже начатой ранее речи:
– Илан, ты знаешь, я всегда хотела научиться рисовать. Я могу кое-что изобразить, конечно. Но до художника мне еще очень далеко. Я специально не хочу на тебя смотреть в лицо и отвернулась к морю. Потому что я хочу говорить о том, что близко мне, но, возможно, доставляет тебе боль. Мне кажется, было бы здорово однажды нам с тобой изобразить что-то в совместной картине. Ведь несмотря на то, что мы такие разные внешне, мир в наших глазах настолько совпадает, что нарисуй мы одну картину с разных сторон, обязательно бы в середине получилось полное совпадение в единое целое. Но я не хочу, чтобы это тебя доставляло боль. И поэтому, – Хилай опустила взгляд на воды моря под ногами, немного задержав речь, – поэтому, если ты хочешь, чтобы я никогда не возвращалась к этой теме, то скажи мне открыто. Я все пойму, Илан, и никогда, обещаю, никогда больше не буду тебя трогать! – она закончила свою речь, повернулась к молодому человеку рядом, нежно и открыто глядя на него.
Илан смотрел в самый край мира, туда, где сливаются небо и море. Его сердце словно прорывалось сквозь эти километры расстояния к своему дому. Через некоторое время он повернулся и, серьезно глядя на Хилай, спросил:
– А что бы ты именно хотела нарисовать?
Хилай даже не знала, как ей отреагировать на этот жест и шаг навстречу к ней.
– Я… я хочу нарисовать жизнь! Нашу с тобой жизнь…
***
Наступила осень, встречи молодых людей стали еще реже, при этом каждый из них испытывал все больше желания и потребности видеть друг друга. Илан продолжал, как прежде, посещать свою свободу в обеденные перерывы днем в выходные и вечерами после учебы в будни. Средства, что выделялись ему на учебу, проживание в городе и учебники, быстро заканчивались. Ему не хотелось сообщать Хилай о недостатке, и на вопросы, почему он не приезжает чаще или и вовсе не приезжает, он отвечал, что занят учебой.
Чем больше он этот недостаток чувствовал, тем больше понимал, что необходимо найти работу. Но, учитывая его некоторую медлительность, худощавое телосложение и строгий график учебы, все работодатели ему отказывали, часто открыто заявляя, что его руки не для тяжелой работы созданы. После очередного отказа он решил пересмотреть свою идею. В магазинах, конечно, оплата за труд была гораздо выше, чем в университете, но молодой человек решил, что необходимо хотя бы начать. Когда он нашел объявление, что требуется библиотекарь, то заколючил, что это знак свыше. Итак, он должен был работать два дня вечерами вместо встреч с Хилай в библиотеке. Но он прекрасно понимал, что для встреч с ней у него нет средств на покупку билетов. Поэтому он принял эту замену как данность. Куда сложнее было Хилай. Какая бы она чуткая и чувствующая ни была, эту причину его отказов от встреч с ней она никак не рассматривала. У Илана же был четкий план. Он рассчитал, что если он будет сдерживаться еще и от пары лишних поездок, то сможет ко дню рождению Хилай купить весьма достойные краски для их совместной картины.
Первые дни работы проходили однообразно. С Иланом в библиотеке работали еще одна молодая девушка, две пожилые дамы и один пожилой мужчина. Дамы были каждая противоположность одна другой. Первая – быстрая и живая. Своей стремительностью напоминала молодому человеку его Хилай. Илан прекрасно отмечал способности женщин исцелять. Он извлек много жизненных уроков от мамы и сестер, каждая из которых была прекрасна по-своему и имела свои секреты и особенности взаимодействия с миром. Такие женщины, как эта пожилая библиотекарь и Хилай, словно наполненные кувшины с живительным напитком, несут в себе саму жизнь в виде искры легкости. Молодой человек при каждой встрече с этой дамой думал, что Хилай однажды, будучи бабушкой их совместных многочисленных внуков, будет все также живо и резко срываться с места и бежать куда-то навстречу ветрам, привлекая его с собой.
Вторая библиотекарь была неповоротливой и ворчливой. Каждому студенту, что опаздывал со сдачей книг, читала нудные нотации о том, как нехорошо быть плохо организованным. Но когда дело доходило до штрафных баллов и наказаний, она до последнего пыталась защитить каждого студента. Илан видел ее добрую натуру и знал ее лучше тех, что приходили к ней на мгновение и уходили навсегда, заметив и запомнив только нотации и ее напускную злость. В моменты недовольства и раздражения сокурсников по отношению к ней он вспоминал своего отца. И понимал, что уже созрел для создания новых отношений. Он хотел раскрыть себя ему, а его – себе. Он готов был раскрыть его доброту себе, ту, которая в нем должна была присутствовать и раскрыть карты о его показной и неискренней неудовлетворенности сыном. Ровно также, как и с этой дамой.