– Илан, никогда не уходи, не предупреждая меня. Обещай, чтобы в жизни ни случилось, ты не уйдешь, не предупредив, куда ты уходишь и зачем.– Она была все еще в задумчивости, и мысли, что однажды он ее вот также покинет, не оставляли ее, как она ни старалась.
– Ни за что и никогда, мой огонек! Я же замерзну, если уйду без твоего одобрения! —засмеялся громко Илан, что было ему не очень свойственно.
Хилай поняла, что у него хорошее настроение, и ей было всегда радостно слышать его редкий смех, поэтому она решила оставить свои размышления на вечер в одиночку.
После прогулки молодые люди посетили магазин продуктов, Илан вызвался сам готовить ужин. Затем они двинулись в сторону общежития.
Комната Илана была небольшой, на двоих студентов. Он жил в ней временно один. Она была обставлена минимальным количеством мебели и вещей. Деревянные шкаф и письменный стол охряного цвета, покрытые лаком, выделялись с первого взгляда. Они эффектно блестели, словно наружный слой краски, который был на них нанесен, замерз в тонкий, статичный слой зимнего льда. На столе в деревянном стаканчике стояли карандаши и ручки. Учебники лежали на левом краю стола почти у самого дальнего угла, аккуратно возведенные в башню согласно размеру. В комнате был маленький телевизор с выпуклым внешним экраном темно-коричневого цвета. По серебряным переключателям, что располагались по правому краю его прямоугольного корпуса, было видно, что со дня покупки ими мало пользовались. Илан сам никогда не включал его, но телевизор представлялся обязательным атрибутом почти любой жилой площади. Двухъярусная кровать показалась Хилай особо интересной, так как в жизни она видела такие только у подруг в домах. Она была застелена на обоих ярусах одинаковыми темно-зелеными покрывалами c рисунком в виде крупных коричневых пятен неправильной формы. Илан перебрался на нижний ярус, хотя изначально располагался на верхнем. Он всегда мечтал спать высоко над полом, как будто под звездным небом.
Кухня была общая, и ужин Илан с Хилай готовили совместно с шутками и импровизацией на каждом шагу. В конце, как оказалось, получилось очень вкусно, несмотря на смешивание всего, что было под рукой. В какой-то момент Илан предложил заправить все приготовленное соком кислых лимонов, да так, чтобы кроме кислоты ничего другого не чувствовалось. Хилай вспомнила свою выходку на празднике после поста в прошлом году и засмеялась:
– А лицо у тебя было такое, как будто ты ешь траву без вкуса, а не лимон! От тебя эмоций выжать – это как из камня масло! Ты хоть вообще что-то чувствуешь? – шутя, спросила она.
– Нет, ничего! – с нарочитой серьезностью и грубоватым голосом ответил молодой человек. Затем добавил: – Только тебя!
После ужина студент достал из рюкзака свои краски и чистые полотна среднего размера для картин. Один лист достаточно плотной бумаги он положил на пол с емкостью для воды и кистей. Тюбики и остальные полотна он убрал в выдвижной шкафчик письменного стола, а акварели поставил на пол. Далее предложил Хилай сесть рядом на пол и взять свои кисти и принялся объяснять ей, как решил создать совместную картину.
– Мы поделим один лист бумаги на две части. Каждый будет рисовать свою часть. Тему оглашать не будем, рисуем, что нам хочется. Потом в конце уберем картон, что будет разделять эти две части бумаги, и узнаем, что у нас получилась за картина. Как ты на это смотришь? Только честно, не подглядывать друг за другом! – начал Илан, разделив вертикально два поля картонной перегородкой ровно посредине листа.
Хилай немного задумалась, прикидывая в голове, чтобы она могла с ним нарисовать.
– Гм… ну тогда лучше вот так? – немного погодя, переставила она его руку с картонной стеной горизонтально.
– Договорились. Давай так!
Илан подготовил лист бумаги для рисования акварелью, постелил под ним клеенку. И молодые люди сели рядом друг с другом, каждый наклонив голову над своим полем. Хилай уже знала, что будет рисовать, сразу же принялась за кисть и обильно набрала ярко-желтой краски, которая растеклась в мгновение по мокрой бумаге. Ее завораживающе влекло к этим расползающимся пятнам, которые невозможно было удержать. Они словно врастали каким-то диким темпом в белое покрывало, разбегались от одного прикосновения, так рьяно, что девушка начала их ловить, чтобы остановить кистью, а получалось, только сильнее становился взрыв этой свободы, на которую выпустили пигменты краски. Будто душа вышла из заточения, и ее уже никому не остановить, она пляшет и летит навстречу буре счастья. Немного поиграв с красками, она окончательно замазала все поле желтым цветом. Далее смешала новые, более темные оттенки желтого и достаточно долго вырисовывала солнце с яркими волнистыми лучами-кудрями в отсвет дня. Все ее поле превратилось в безоблачный, жаркий закат.