– Илан, ты знаешь, что отец сейчас достаточно раним. Ему не следует знать о твоем новом поприще. И прошу, не начинай этот разговор с ним, пока не обговоришь с нами и мамой. Ты хочешь изменить свои планы? И то, что ты обещал отцу с лавкой тут… Ты передумал?
– Нет, Амирам. Конечно, я планирую окончить университет, вернуться обратно домой и вести дела в лавке тут. Я ничего не менял. Одно другому не мешает. И пока отцу я не собираюсь сообщать о моем заработке как художника, – спокойно, с полной открытостью ответил Илан.
– Тогда я рад! – улыбнулся старший брат и похлопал младшего, по-дружески поддерживая, по плечу.
Амирам не мог себе объяснить странные чувства некоего переживания за то, что брат занялся не тем, чем следовало бы. Как будто в нем говорили какие-то слова и фразы, заложенные где-то очень глубоко в тени, и возможно, не им самим. Как будто кто-то очень давно случайно выронил какие-то семена в его душе, которые без его ведома в самых дальних и темных уголках его сада внутреннего мира проросли и даже готовились давать плоды и урожай. Он сам немного испугался этих чувств и мыслей. Но закрыть их сейчас или закопать чем-то никак не получалось. Они то и дело вновь и вновь возникали мыслями в нем: зачем брату такой заработок, почему именно таким образом, а что, если отец узнает, а что, если друзья отца и самого Амирама узнают? Мысли ощутимо кололи его изнутри, и он решился поскорее удалиться спать, чтобы забыть и не думать о них. А главное, не чувствовать их.
На следующий день в полдень Илан встретился с Хилай и рассказал о картинах и о том, сколько он за них получил. Девушка горела за свою любовь не меньше самого молодого человека. Единственное, чем она была огорчена, что никогда не увидит те картины, что он уже продал. Но с ее слов это ничто по сравнению с тем счастьем, что она испытывала за успешное начало столько подходящей его душе деятельности.
– Хилай, ты еще увидишь мои картины. Не расстраивайся. Буду теперь маленькие точно привозить сюда и показывать тебе! – пообещал ей молодой человек и в дальнейшем всегда сдерживал свое данное слово.
Глава 19
Как и у каждого человека в нашем мире высшего разума, у Илана тоже были этапы жизни, ступени, по которым он взбирался вверх по своему пути. У кого-то они более плоские, пологие, а у кого-то более крутые и резкие. У кого-то каждый перелет высокий и требует больших усилий для прохождения, а у другого – ступени удобные, но низкие, что требует больше времени и количества самих ступенек для подъема. Но важно то, что у каждого свой путь и свои цели. И это прекрасно, ведь красота мира и человечества заключается в разнообразии. Ну и основная мера оценки этого разнообразия заключается в одной фразе: «Другой не значит плохой».
Наш герой, наш мальчик с сердцем цвета индиго, проходил этап осознания и потребности в принадлежности. Он был готов к более высокому слиянию со своей любовью. С той, кто день за днем незаметно для него самого дарила ему чувство безопасности, вернула ему его страстную душевную любовь и живопись, доказав, что это возможно и тоже безопасно. Он был готов, но время, окружение, общество и мир не были еще готовы к этому. Поэтому его душе надо было находить обходные пути для удовлетворения своей потребности. И чем больше его душа требовала исцеления в создании крепких новых связей и семьи, тем более он находил этому процессу замещение и перенос на налаживание отношений с отцом; тем сильнее становилась его связь с Исмаилом, слияние с идеями отца, понимание его чувств и привязанность к своей родительской семье. Все больше он замечал в себе отклик отцовских мыслей, поддержку его взглядов и даже отстаивание его мнений в ущерб своим. Иногда молодой человек, сам не замечая, обесценивал чужие вклады, приоритеты и потребности, ровно также, как и Исмаил. Илан думал, что выбрал путь слияния с отцом, как наиболее безопасное для общего спасения. Сын ожидал встречные шаги от отца, но не понимал, что движется только сам. И сходит только он со своего фундамента.
Окончив предпоследний курс университета, студент заранее пересмотрел свой план на будущий год. Он четко себе отвел время на все лето на написание картин под продажу, обдумав все нюансы и сезонность картин, как его учил лавочник. Он ограничил свое время летним периодом, чтобы во время учебы и экзаменов в следующем году ему не было необходимости кроить время на написание картин, а использовать тот свободный простор, что будет от учебы, для личного пространства и писать картины для души. Он также рассудил верным решением передавать картины лавочнику только по мере необходимости, а не все сразу.