— Извините, я забыл сразу сказать. Там, кажется, где-то гвоздь торчит, можно брюки порвать.
«Дон Кихот» поспешно приподнялся. Ощупал под собой скамью.
— Черт… Действительно торчит. Это было бы чрезвычайно досадно — порвать штаны. Других у меня с собой нет.
— У меня нитка с иголкой есть. Зашили бы, — сказал Серёжа.
— Спасибо, утешил… А почему ты свои не зашьешь? Вон у тебя внизу штанина распорота.
— Да ну их! Я их вообще снять хотел, да в чемодан не влазят… Я их надел, потому что через колючки надо было пробираться. Ну и зацепился там.
— Где же ты пробирался через колючки? Ты ведь из лагеря едешь?
Серёжа нахмурился.
— Ну, извини, — поспешно сказал журналист. — Это опять профессиональная привычка. Командировочное настроение у меня. Когда я в командировке, то всех обо всем спрашиваю.
— Значит, вы в командировке? — переспросил Серёжа. Потому что неловко было молчать.
— Угу, — откликнулся «Дон Кихот».
Он вдруг внимательно посмотрел на Серёжу, наморщил лоб, будто решал что-то. Потом спросил:
— Можно, я расскажу тебе маленькую историю? Ты не удивляйся. Понимаешь, мне очень интересно, что про эту историю скажет случайно встреченный человек. Ну, такой, как ты… Можно?
— Конечно, — сказал Серёжа. — А про что история?
— Да простое, в общем-то, дело… Получили мы в редакции письмо. От одного гражданина. Пишет гражданин про председателя здешнего колхоза «Луч». Пишет, что председатель этот такой-сякой, с людьми не ладит, зазнается, обижает подчиненных. Колхозные машины для своих личных дел использует. Пионеров из лагеря на колхозную стройку не велел пускать, когда они там хотели в порядке шефской помощи поработать…
— Это, наверно, про наш лагерь, — вставил Серёжа. — Здесь близко другого нет.
— Наверно, про ваш… А еще председатель заставил студентов дом для его родственницы ремонтировать. Там студенческий строительный отряд работает, новый конный двор строят ребята, так вот целую бригаду из этого отряда послал он частный дом чинить… Ну и еще кое-что понаписано… В общем, приехал я в колхоз разбираться. Вопрос-то серьезный. И действительно, вроде бы так оно все и есть, как в письме. На первый взгляд. А если поглубже копнуть, то в письме сплошная чушь. Конечно, есть в колхозе люди, которым председатель не по вкусу: лодыри это и прогульщики. Когда народ на поле выходит, они на свой огород или на базар. И насчет машин — чепуха. А насчет пионеров, так он правильно сделал, что не разрешил. Нечего на этой стройке ребятишкам делать, там такие бревна да шлакоблоки, что и студенты едва управляются. А что касается ремонта дома, то это вообще стопроцентное вранье. Никакая она ему не родственница, а просто однофамилица. У нее муж в прошлом году умер, а был он, кстати сказать, инвалид, бывший партизан. Умер, не успел дом поправить. А студенты услыхали эту историю и решили помочь. Их председатель и не заставлял. Вот так, брат… Ну, что?
Серёжа смутился. Не привык он обсуждать такие «взрослые» вопросы.
— Ну так что… — сказал он с неловкостью. — Значит, все в порядке. Да?
Журналист шумно вздохнул и обрадованно заулыбался.
— Вот и хорошо. Ну, ты молодец, честное слово.
— Я… даже не понимаю, — растерялся Серёжа. — Почему я молодец? Вы смеетесь почему-то…
— Просто радуюсь. Видишь, не везло мне сегодня с утра. Встретил двух знакомых одного за другим (у меня тут в округе знакомых полно), рассказал им эту историю, а они… Один меня жалеть начал: вот мол, зря съездил, фельетон-то писать не о чем. А другой начал молоть: «Знаем мы этих председателей. Хоть и не подтвердилось ничего, а все равно они такие…» И ни тот, ни другой не порадовался, что человек-то оказался хороший этот председатель. А ты вот сказал самое главное: «Все в порядке». Это ведь здорово, что ты так сказал.
Серёжа подумал.
— Да… Только знаете что? Ведь тогда получается, что человек, который письмо писал — плохой.
«Дон Кихот» кивнул:
— Правильно заметил, Серёжа. Только это и так было видно, сразу. Еще когда письмо не проверяли.
— Почему?
— Ну… это заметно. Злое письмо. И подписано как-то странно. Вроде бы и есть фамилия, а не разберешь толком. На букву «С». И должность под фамилией написана странная: руководящий работник. Не нашел я в колхозе этого «руководящего работника», хотя многим письмо показывал.
— А он, наверно, просто не хотел, чтобы его узнали, — догадался Серёжа.
— Наверно… — сказал журналист и задумался.
А Серёжа сидел на чемодане, поглаживал Нока и незаметно разглядывал журналиста. Тот ему все больше нравился. И не потому, что он с Серёжей разговаривал, как со взрослым. Это многие умеют. Серёжа не сумел бы объяснить словами, но чувствовал доброту большого незнакомого человека. Это была сдержанная доброта, и в ней ощущались уверенность и твердость. И когда «Дон Кихот» улыбался по-лошадиному или неловко передвигал длинные ноги, это было не смешно. Потому что за неловкостью была заметна сила. Ну не такая сила, как, например, у штангиста, а сила характера, что ли…