Взрослые часто так делают. Юэль знал, что к этому надо привыкнуть. Самое главное всегда то, о чем они умалчивают.
Но сейчас она это скажет.
— Я чаще других веду себя, как маленький, — сказал он.
Она покачала головой.
— Ты начинаешь взрослеть, — повторила она. — И наступит день, когда ты забудешь обо мне. Может, даже не поздороваешься, если встретишь меня. А может, перейдешь на другую сторону улицы.
Юэль удивленно посмотрел на нее.
— Почему не поздороваюсь?
— Потому что тебе будет стыдно.
— Чего мне стыдиться?
В ответ она снова спросила:
— Почему ты разбил стакан?
В эту минуту Юэль бросил бы в стену еще один стакан, если бы он у него был. И даже не подумал бы, что непременно разбудит Самуэля.
Его раздражали ее вопросы. Его злило то, что она была права.
Но он покачал головой.
— Я не нарочно, — сказал он. — Зачем ты стояла там, на улице? Ведь я мог бы и не увидеть тебя.
— Тогда я бросила бы снежок тебе в окно. Ведь ты показывал мне, какое окно твое.
— Это было бы не так уж здорово, — ответил Юэль. — Ты разбудила бы Самуэля. А ему не нравится, когда я вожу в свою комнату девчонок так поздно.
Если бы он мог, он откусил бы себе язык. Ведь он понимал, как глупо это звучит. Ведь он никогда даже в фанты не играл. Сейчас она его раскроет.
Но Гертруд этого не сделала. Она ничего не сказала.
Вместо этого она так резко встала, что Юэль вздрогнул.
— Во всяком случае теперь я знаю, почему ты разбил стакан, — сказала она.
— Но ведь я не сказал, почему. Я только сказал, что я не нарочно.
— Мне этого достаточно, — сказала она. — Теперь я пойду домой. А ты ложись-ка спать.
Юэль на цыпочках проводил ее в сени. Гертруд и вправду умела передвигаться совершенно бесшумно. Он остался стоять в дверях и слышал, как она прошептала себе, какие ступеньки должна переступить. Лестница не издала ни звука.
Потом он смотрел на нее в окно. Гертруд, словно та таинственная собака, то исчезала, то появлялась в свете фонарей. В этот момент Юэлю подумалось, что не так уж она безобразна. Но ведь что-то изменилось в тот вечер. Только Юэль не мог понять, что именно.
Словно что-то ушло. Нечто старое. И нечто иное пришло взамен. Но что это было, Юэль не знал.
Он разделся и нырнул в постель. Он почувствовал, что очень устал.
Он думал о Гертруд, которая идет домой посреди ночи. Вот она подошла к железнодорожному мосту. Но с другой стороны к мосту подошел кто-то еще. Кто-то прошел мимо Гертруд, когда она переходила мост.
Кто-то, кого она не заметила. Поначалу Юэль не видел, кто это. Но потом он узнал. Новая продавщица Энстрёма. На ней были прозрачные одежды — под ними просвечивало ее тело. Хотя стояла холодная ночь, и приближалась зима.
Юэль вздрогнул. Он почти уснул. Выскочил из кровати и подбежал к окну. Но под фонарем никого не было. И уж, конечно, голой женщины.
Он вернулся в кровать. Выбросил из головы Гертруд.
Завтра он узнает, кто такая эта новая продавщица Энстрёма. Ведь у нее должно быть имя. И она должна где-то жить.
В какой-то комнате она вешает свои прозрачные одежды на вешалку.
Наверно, на золотую вешалку.
Утром Юэль, конечно, опоздал. Чтобы разбудить, Самуэлю пришлось потрясти его и едва ли не поставить на пол.
— Торопись, а не то опоздаешь, — сказал он Юэлю.
— Успею.
Юэль умылся и принялся за завтрак — бутерброды и стакан молока. На самом деле есть ему не хотелось. Но если он не позавтракает сейчас, то проголодается уже после утреннего псалма.
— На кухне как-то странно пахнет, — вдруг произнес Самуэль.
— Это от салаки, — ответил Юэль.
— Это запах духов. Как будто сюда ночью приходила женщина, — сказал Самуэль.
И улыбнулся. Юэль почувствовал, что покраснел. Неужели Самуэль все-таки заметил, что Гертруд была здесь? Ведь он все время храпел.
Юэль с волнением ожидал, что он скажет дальше. Иногда Самуэль мог очень разозлиться. Часто тогда, когда этого меньше всего ожидаешь. Но сейчас он просто улыбался. И ничего не говорил. Убрал за собой посуду, кивнул и ушел.
Юэль остался за столом. От Гертруд всегда пахнет духами. Но он так привык к этому, что не замечал.
Что же Самуэль имел в виду? Видел ли он, что произошло?
Юэль сидел и раздумывал в поисках ответа. Он просидел так долго, что, конечно, опоздал в школу. Фрёкен Недерстрём смотрела на него неодобрительно, когда он входил в класс.
Отто, как всегда, ухмылялся. Разозлившись, Юэль пожелал, чтобы перед Отто никогда не танцевали женщины в прозрачных одеждах.