Одним словом, повоевав таким образом, походив в цепочках по селам, постреляв из автомата и подствольника, Макс понял, что такая война ему не по нутру. И попросился на передовую, так сказать, попробовать позиционные бои. Точнее, он просто объяснил своим непосредственным командирам, что хочет по-настоящему стрелять в противника, поскольку в армии командовал подразделением снайперов и мог бы применить свои знания и умения не в «зачистках» населенных пунктов, а в реальном бою, где главное умение — это умение поражать живую силу противника.
И вот там-то, на позициях, непосредственно в окопах Максим Зверев понял, наконец, что такое война. И как это на самом деле страшно…
Вспомнив свое недавнее прошлое, точнее, свое будущее, Максим Зверев, вздохнул и стал писать объяснительную дальше. Как говорится, война войной, а объект — по распорядку.
«Кстати, это еще вопрос — будет ли все это будущее у меня? И у страны? Может, все-таки, возможно что-то изменить, раз я здесь?», — снова в который раз подумал Зверь.
Но, прогоняя несвоевременные мысли, продолжил сочинять свой боевик о том, как учение дедушки помогло внуку справиться с бандитами.
«Прямо хоть заявку в Союз писателей делай», — ухмыльнулся про себя Макс.
Если бы он знал, какую кашу он заварил и какой разговор произошел сегодня этажом выше, то улыбаться ему бы расхотелось сразу…
А через два дня произошло то, чего он так долго ждал и так боялся…
Глава четвертая
Киборг из нашего города
Майор Красножон оказался прав — «старшие братья» появились очень оперативно. Причем, они даже опередили комиссию из МВД-шного главка. В этом, кстати, даже был плюс — свое начальство любит нервы помотать, да и оргвыводы делает очень быстро. А так — нервы, может, и помотает — но потом. А в данном конкретном случае разгона не было. Просто высокозвездные милицейские гости с ходу переключились на городскую управу, как бы даже не заметив ни Красногвардейку, ни вопиющий случай проявления героизма неизвестным пионером с финалом в виде трупа вора в законе. И если и полоскали мозги, то уже начальнику Днепропетровского городского отдела внутренних дел. Так что с этой стороны как бы пронесло.
Но начальник Красногвардейского РОВД майор Анатолий Шарапа был битым опером, а также старым служакой и понимал, что такое «из огня да в полымя». И когда вежливый, какой-то весь из себя тусклый молодчик в безукоризненно сидящем костюмчике заглянул к нему в кабинет и спросил свободен ли он, майор понял — началось.
Вслед за «тусклым» вошли еще трое таких же невзрачных, неприметных и неброских. Все они чем-то неуловимо были похожи, хотя и одевались по-разному. Один, как уже отметил Шарапа, был в костюмчике, причем, явно не советского покроя.
«Югославия скорее всего», — опытным глазом черкнул по фигуре гостя майор.
Второй был похож на образцового работягу на выходных — спортивная «олимпийка», серые брюки типа «дачные», кеды. Разве что тонкая папка в руке немного выпадала из сложившегося образа.
Третий олицетворял собой типичного интеллигента — свитер грубой вязки, джинсы, скорее всего, польские, туфли из страны социалистического содружества, а еще — очки в металлической оправе, которые немного выбивали их обладателя из образа, ибо являлись супермодным и даже вызывающим аксессуаром на фоне бесперебойной работы обычных советских магазинов «Оптика».
Но наиболее интересно выглядел, судя по всему, старший группы. Оставаясь таким же неприметным, то есть — очередным слепком классического образа, на этот раз — представителя сельской глубинки, этот четвертый, который зашел последним, неуловимо отличался от своих коллег каким-то незримым, но весьма ощутимым магнетизмом, какой-то скрытой угрозой и, вместе с тем, каким-то магическим обаянием. Такой силой и красотой веет от только что сошедшего со стапелей крейсера или от проходящего по Красной площади во время парада нового танка.
Одежда старшего «старших братьев» была стандартной — а-ля колхозник из деревни Большие Говнюки: затасканная, но чистенькая штормовка, теплый свитер под ней, кепка фасона «Семен Семенович Горбунков», темные вельветовые штаны, туфли на высоком каблуке. Причем, непонятно было — зачем такие-то, ведь росточком этот «колхозник» явно обижен не был. Разве что для того, чтобы в лужу часом не вступить?