Осторожно, то ползком, то пригнувшись, как во время боя, Ваня снова приближался к шлагбауму. Он видел, как метались фашисты с оружием в руках, как стрелял по ним дядя Вася.
«Эх, мне бы сейчас автомат»,- досадовал Ваня. Жалко было дядю Васю.
Вдруг за спиной у него послышался шум машины, крики фашистских солдат. Ваня повернул голову. Перед глазами замелькали мундиры мышиного цвета. Удирать было некуда.
Ваню схватили, швырнули в машину. Здесь уже была его бабушка. Ваня бросился к ней, но его оттолкнули в другой угол. Между ним н бабушкой встала пара начищенных сапог. На них была кровь.
Ехали молча. Стрельба утихла. Монотонно гудел мотор.
У шлагбаума машина остановилась. Ваня выглянул за борт: уткнувшись лицом в землю, лежал дядя Вася, а неподалеку валялись трупы доброго десятка немецких солдат. Старый конник дорого отдал свою жизнь.
ГДЕ ТЫ, ВАНЯ?
Вечерело, когда Зинаида Сергеевна подошла к деревне Заболотье. Она остановилась у крайнего дома, стала вспоминать: «Кажется, здесь живут Артошки… Да, в этом доме я оказывала помощь мальчику, который сломал руку». Вспомнила она и хозяев дома: высокого, белозубого колхозника Никиту и его суетливую, небольшого роста жену Анну.
Некоторое время Зинаида Сергеевна прислушивалась, нет ли в доме фашистских солдат, затем подошла к двери, нерешительно постучала.
- Кто там? - послышался женский голос из хаты.- Заходите.
- Здравствуйте,- тихо сказала Зинаида Сергеевна.
Хозяйка с участием посмотрела на усталое, исхудавшее лицо гостьи.
- С дороги? Садитесь.
- Спасибо. Я невестка Светловичей. Может быть, помните?
- Как же, как же, помню. Докторку да забыть. Ох, боже…
«Неужели это та цветущая, красивая женщина, хороший доктор и сердечный человек, какую мы знали?!» - казалось, говорили добрые глаза хозяйки.
- Я вам молочка налью…
Охая п вздыхая, хозяйка налила в кружку молока, достала хлеб.
- Далеко, Сергеевна, откуда идете?
- Из Крыма…
- И все небось пешком?
- Пешком. От села до села. По тропам, по стежкам. Из лагеря бежала. Извините, забыла, как вас звать. Фамилию помню - Артошки…
- Правильно, Артошки. А зовут меня Ганной. Петровна по отцу. Мужа нет. На фронте Никита. Остались мы с Мишей.
Это тот самый, что мы ручку ему лечили. Миша, иди сюда. Вырос? Рисует хорошо.
Мальчик подошел, несмело поздоровался.
- А намедни немец его так бил, так бил бессердечно, еле упросила. Фрица они с берега в воду толкнули. Говорят, чуть не утонул. Я вам, Сергеевна, еще подолью, кушайте…
Хозяйка подлила молока и тревожно посмотрела в окно.
- Как бы не зашел кто. Запретили давать еду прохожим. А как же не дать? Свои же, родные. А Иван Григорьевич, муж ваш, где?
- Не знаю. В Крыму мы расстались. Он посадил меня на поезд, а сам ушел в штаб какой-то части. Поезд разбомбили… А Ваня, сын мой, не знаете, что с ним? Он у бабушки оставался.
- Миша, это какой же Ваня?
- Ну, тот, что с кожаной сумкой бегает.
- С какой сумкой? - удивилась Зинаида Сергеевна.
- Ну, где всякие бумажки. Он их разносит.
- Он что, почтальон?
- Наверно,- пожал плечами Миша. Бледное лицо его, тонкая шейка, худая грудь были в ссадинах, на самотканой потемневшей рубашке видны были полосы засохшей крови. Бойкие карие глаза блестели.- А я им не сказал, что это Ваня Фрица в оглобли загнал.
- Как это - в оглобли?
- А так. Он пас бил, а автомат положил на бочку. А Ваня шел. Видит, нас бьют. Он схватил автомат и говорит: «Фриц, в оглобли!» Фриц испугался. Мы на нем проехались к речке. А в воду он сам влетел. Телега его толкнула.
- Ох, беда с этими ребятами,- вздохнула Ганна.
- Ванюшу тоже били? - спросила Зинаида Сергеевна.
- Фриц не знает, откуда Ваня, из какой деревни.
- Ну, спасибо, Анна Петровна,- забеспокоилась Зинаида Сергеевна.- Я пойду…
- Останьтесь переночуйте. Куда вы насупротив ночи?
- Не могу, спасибо…
- Да ведь, Зинаида Сергеевна, идти опасно. По дороге задержат. Ходить ведь не разрешается.
- Пойду. Сына хочется повидать скорее.
- Понимаю. Тогда вот что… Мишенька, обуйся, проводи тетю.
- Дорогу я знаю…
- По той нельзя, золотце. Он проведет вас через лесничий двор на днепровский сплав. Там никого не встретите.
Миша надел поношенные солдатские башмаки, и они вышли во двор. Из-за леса поднималась румяная, как колобок, луна. Тишина. Лишь где-то в деревне играли на губной гармошке.
- Они там,- показал Миша в сторону, откуда доносилась музыка.- Немцы…
Миша уверенно вел Зинаиду Сергеевну полевыми и лесными тропинками. Иногда приближались к шоссе, и тогда становился слышен шум машин, гортанные голоса немцев.