Полковник постучал в дверь.
- Проше,- послышался женский голос.
- Разрешите душу обогреть,- попросил полковник, входя в комнату.
- Проше, проше…- засуетились женщины, подавая гостям стулья.
- Понимаете, машина открытая. Замерзли.
В комнате было тепло. Топилась плита. Женщины готовили ужин. Одна из них была пожилая, другая помоложе.
- А может быть, пожелаете отведать наших клецок? - обратилась к гостям пожилая женщина.
- Нет, спасибо. Мы неплохо подкрепились часа два тому. Еще не проголодались.- Полковник подошел к плите, протянул к огню руки.- А вот озябли, так это да.
Кроме женщин в комнате был еще мальчик лет четырех-пяти. Он сидел на маленьком стульчике за таким же маленьким столом. Перед ним дымилась тарелка.
Пожилая женщина подошла к мальчику, пододвинула к нему тарелку.
- Хочешь есть?
- Хочу,- ответил мальчик.
- Перекрестись.
Мальчик насупился и молчал.
- Не перекрестишься - не получишь клецок.
Женщина отодвинула тарелку и отошла.
Из тарелки шел вкусный запах. На бледном лице мальчика показались слезы.
Женщина снова подошла к малышу.
- Перекрестишься - будешь кушать. А клецки вкусные. С мясной начинкой, а?
Мальчик отрицательно мотнул головой.
- Ну, не будь таким упрямым,- начала ласково уговаривать малыша молодая женщина. Она погладила волосы мальчика, но малыш тряхнул головой и, словно боясь поддаться па уговоры, сердито буркнул:
- Не буду креститься.
- Не будешь - и клецок не будет.- Пожилая женщина решительно отодвинула тарелку.
- Чей он? - спросил полковник. Он знал, что католическому священнику запрещается жениться и женщины в его доме - это прислуга.
- Неизвестно,- ответила пожилая.- Нашли возле убитой женщины на дороге во время бомбежки. Приютили. Кормим, поим, а он вот какой.
- Настоящий большевик растет,- обрадовался Чернобривец.
Полковник моргнул ему: дескать, помолчи.
Пожилая женщина вернулась к столику и снова пододвинула малышу тарелку. Он приготовился есть, но…
- Перекрестись!
Мальчик положил ложку. Еще одна сиротская слезинка скатилась по щеке.
Полковник и шофер с болью и восхищением смотрели на маленькое существо, так упорно отстаивавшее свое человеческое достоинство.
- Да оставьте вы его в покое,- не вытерпел полковник,- Вырастет - сам решит, креститься ему пли нет.
Пожилая женщина ничего не ответила. Она переставила тарелку на плиту и ушла в другую комнату.
- Спросит у ксендза,- пояснила молодая.- Боится старуха брать на себя такой грех.
- А я думаю, что принуждать человека креститься грех не меньший,- сказал Чернобривец.
Полковник глянул на шофера, давая ему понять, что не положено вмешиваться во внутренние дела иностранного государства, тем более в дела религиозные. Чернобривец умолк, хотя видно было, что ему очень хотелось высказаться.
Вошла пожилая женщина.
- Ну что? - спросила молодая.
- Не разрешает.
- Ну, спасибо, что обогрели. Извините за беспокойство,- поблагодарил полковник, поднимаясь со стула.
Надевая в сенях фуражки, полковник и шофер услышали назойливый голос пожилой служанки:
- Перекрестись - получишь клецки…
И упрямый ответ мальчугана:
- Не буду!
ПИСЬМО ИЗ БЕЛОРУССИИ
- Читать еще? - спросила Галя, взглянув на бледное лицо Вани. - Ты не устал?
- Нет, читай, Галя.
- Читай, читай,- стали просить и раненые.
- И вам интересно слушать, что пишет «Пионерская правда»? - обернувшись, спросила Галя.- Вы же взрослые…
- А чего же, «Пионерская правда» - очень серьезная газета,- сказал солдат с окладистой бородой. Ему нравился звонкий голос девочки, и он готов был слушать все, что бы ни читала Галя, которая напоминала ему младшую дочь.
- А тут про смешное напечатано.
- Давай про сметное.
- Ну, хорошо,- сказала Галя и начала читать про мальчуганов - чистильщиков сапог, которые ловко подвели немецкого офицера. Они к сапожной мази подмешали серную кислоту и сожгли сапоги заносчивого фон-барона, который обижал их.
- Вот молодцы, ловко они его,- раздавались возгласы одобрения.
- За какое это число газетка? - спросил бородач.
- Старая очень, почти двухмесячной давности. За шестнадцатое января 1945 года.
- Надо своей дочурке написать. Пусть почитает. Она у меня тоже любит книжечки и газеты.
Бородачу было приятно говорить о своей дочери, которую он не видел четыре года.
В комнату вошла сестра.