Мужчина и мальчик стояли голые и совершенно одинаковые, разве что мужчина был велик, волосат и белокож, а мальчик мал, как малый камешек, а кожа у него была темнее и глаже, потому что новое подчас бывает темным и гладким, в особенности если это мужчина, родившийся заново в виде сына.
У обоих мужское достоинство слегка подтарчивало, и мужчина сказал:
– Когда ты утром встал, первым делом надо сходить пописать.
– А я уже.
– А сиденье ты поднимал?
– Я всегда поднимаю сиденье.
– Кто-то все время писает на сиденье.
– Это Рози, и она это не писает, а водой поливает. Набирает в стакан воды и льет в унитаз, и никогда сиденье не подымает. Говорит, это она писает, как я.
– Ладно, о’кей, пошли.
Когда вошли в детскую, девочка оказалась на полу между своей кроваткой и кроватью брата. Она сидела голая, если не считать его штанов, которые она пыталась надеть через голову. Вид у нее был такой же задумчивый, как когда она спит, но, увидев отца и брата, она засмеялась, вскочила и бросилась к ним.
– Привет, папочка!
Он поднял ее на руки и понес в ванную, где обтер полотенцем, смоченным теплой водой, но без мыла. Потом он сполоснул полотенце, опять намочил теплой водой, выжал и передал мальчику, который в пять секунд проделал с ним все необходимые манипуляции. Затем мужчина обтерся им сам и повел детей в их спальню.
– Так, хорошо. Стой спокойненько, Рози. Не двигайся.
– Хорошо, папочка.
– И ты тоже, Джонни. Вот так. Выпрямись. Вот, теперь оба хоть куда. Погодите, не двигайтесь. Я сейчас сам оденусь и сразу вернусь. Не двигайтесь, просто вот так постойте и подождите.
Он оделся не более чем секунд за сорок пять. Когда вернулся в детскую, девочка снова, усевшись на пол, пыталась разобраться со штанами, а мальчик что-то искал у себя под кроватью. Оба вскочили и встали примерно в те же позы, как они стояли, когда он выходил.
– О’кей, сперва Рози. Где твои вещи, Рози?
– Вот все, что у меня есть, – сказала девочка, протягивая штаны брата.
Ее одежда оказалась разбросана по всей комнате, некоторые вещи лежали даже в кроватке, но труднее всего оказалось отыскать один носок, который в конце концов нашелся в кармане злополучных штанов.
– Как он туда попал?
– Его туда Джонни засунул.
– Это не я. Это она сама.
– А еще он меня ударил.
– Ты ударил ее?
– Я не виноват.
К этому времени девочка была уже одета.
– Хорошо, Рози. Поди туда, постой, погляди в окошко, пока я одеваю Джонни.
– Папа, он ударил меня!
– Больно ударил?
– Да, папа, – тихо сказала девочка.
– Да я только так, слегка, – сказал мальчик. – Только разок ее пихнул, чтобы она не совала свой носок мне в карман.
– Мне и сейчас больно, папочка.
– Хочешь, чтобы я его отшлепал?
– Да, отшлепай его, отшлепай, отшлепай!
Отец немного подождал, и через миг она, как всегда, одумалась:
– Но только ты его, папочка, так, понарошку.
Боже правый, подумал мужчина, как же они друг друга любят!
Мальчик лег животом отцу на колено, и мужчина занялся приведением воспитательной меры в исполнение, шлепая несильно, но и не настолько слабо, чтобы всем стало неинтересно, потому что всем хотелось, чтобы каждый шлепок был явственно слышен. Отец с сыном оба при этом смеялись, а про себя отец думал: «Господи, как бы так сделать, чтобы эта девочка никогда не плакала так, как плачет ее мать, чтобы так плакать ей не приходилось, Господи, молю тебя, сделай, чтоб было так».
Девочка бросилась на мужчину, перехватила руку, которой он шлепал мальчика.
– Папа, не надо его шлепать! – сказала она. Говорила она все еще сквозь смех, но настроена была уже серьезно. – Не шлепай его. Он мой брат!
Она обняла мальчика, который смотрел на нее сверху вниз с полным безразличием, при этом всем лицом будто подмигивая, а девочка продолжала:
– Мой маленький братик. Мой ребеночек. Ну не плачь.
Мальчик повернулся и бросил взгляд на отца. Его губы слегка шевелились, потому что как тут удержишься, ну посмотри, ну опять она за свое, такая маленькая и такая хитрюга, все время провоцирует его на то, чтобы он ее бил, а потом, когда ему за это достается – причем иногда даже крепко достается, не то что сейчас, – после всего произошедшего подходит к нему и говорит: «Ах, прости меня, Джонни». И обнимает его, и говорит, мол, не плачь, причем говорит точно таким же тоном, как сейчас, когда он на самом деле вовсе и не плачет.
Мужчина быстро одел мальчика и выпустил его на задний двор, чтобы он там валял дурака и возился со всяким хламом, пока не будет готов завтрак. Лютая страсть этой парочки друг к дружке проявлялась с первой минуты, когда они оставались вдвоем, – они любили друг друга и мучили, пытаясь друг над другом доминировать, непрестанно выдумывая для этого новые способы и применяя их наряду со старыми и проверенными. Но в конце концов мальчик давал девочке тумака, та – в слезы, и вот он уже стоит, страдая от вины и просто от ее жуткого крика и визга.