“Дорогая мадам,
Я был очень счастлив получить ваше письмо – я понимаю ваше намерение сказать мне, что спектакли Русского Балета не такие хорошие, как были. Также я чувствую, что вы хотели дать мне знать, что Массин хорошо говорил обо мне. Я верю, что он на самом деле говорил хорошо, но в то же время чувствую, что это притворство. Я думаю, это потому, что Массин имеет огромную страсть к Дягилеву, который мне не нравится.
Дягилев ненавидит меня: он пытался посадить меня в тюрьму в Барселоне. Я танцевал в Барселоне – как я делаю всегда – с "любовью". Массин танцевал без любви, так как предпочитает драматическое искусство. Он хороший мальчик – у меня к нему подлинное чувство, но я не думаю, что у него дружеские чувства ко мне, так как он считает, что я обидел Дягилева. Дягилев сказал ему, что причина, почему я ему не нравлюсь, это потому что я требовал зарплаты, которую я должен был получить в его труппе.
Дягилев не любит платить – Массин со временем это обнаружит. Я хочу, чтобы мне платили пунктуально – у меня есть мать… Массин любит деньги так же, как я. Мне все равно, если Массин занял мое место в вашем сердце. Мне он нравится, и я целую его, как брата, когда мы встречаемся – но он меня в ответ не целует, и это погружает меня в печаль.
Я больше не хочу работать с Дягилевым – в будущем я всегда буду работать без него, потому что наши идеи совершенно отличны. Я надеюсь, что Массин – которого я ценю – перейдет ко мне. Я надеюсь, что он не испугается Дягилева и что он позволит Массину прийти ко мне… Я больше не Нижинский Русского Балета – я Нижинский Бога – я люблю Его и Бог любит меня”.
*
– Испанские танцы у нас в Лондоне исполнял Феликс Фернандес, который привлек меня тем, что хотел попасть в дягилевский балет. По профессии Феликс был наборщиком. “Когда я набираю, – говорил он, – у меня сами ноги танцуют”. Мы определили его к профессорам в Барселоне. Он хотел танцевать “Тарантеллу”. Феликс Фернандес был исключительно одаренный мальчик, который умел петь мелодию в одном темпе, а танцевать в другом. И вот беда. Мозги его не выдержали. В Лондоне Феликс стал танцевать по ночам на паперти Трафальгарской церкви и свои дни окончил в психлечебнице.
"Треуголка" имела очень большой успех. В Испании меня заинтересовал бой быков, потому что они, испанцы, делали это танцуя. Тогда я писал роль мельника в "Треуголке", я видел перед собой быка, которого надо было убить, но убить без малейшего реализма: грациозно, танцуя.
Меня всегда привлекала архаика. Танцы американских индейцев. В 24-м году я поставил с этими танцами "Меркюр", который Пикассо оформил в парижском "Опера комик". "Опера комик" – это интересно тем, что есть контакт со зрителем. Кроме "Меркюр", я поставил там еще "Парад".
В Америке с композитором Николаем Набоковым мы сделали “Унион Пасифик". В основе была "Постройка железной дороги" Арчибальда Маклиша. Я помню, что среди ночи мне пришла идея одеть весь кордебалет в шпалы. И эта идея дала балет. Во время антракта пришла идея сделать индивидуальный танец бармена. Я обратился к неграм в Гарлеме и на юге, изучил негритянский строт и ввел его в "Унион Пасифик". Успех был невероятный, настолько, что пришлось опускать пожарный занавес. У меня обо всем этом было уже написано, знаете? Американский дневник "1939-1949". Его украли в Париже. Я обращался в найденные предметы, но пока безуспешно. Вы не устали?
***
Нижинский, дневник:
Я люблю улыбающихся людей, но не когда улыбка натянута, как у Дягилева. Он думает, что люди этого не чувствуют. Он не понимает людей, но хочет, чтобы его слушались…
Я понимал этого человека, которого Дягилев любил до меня. Дягилев любил этого человека физически, следовательно, он хотел быть взаимно любимым. Дягилев развил в нем страсть к произведениям искусства. В Массине он развил любовь к славе. Меня не привлекали ни произведения искусства, ни слава. Дягилев заметил это и бросил меня. Брошенный в одиночестве я бегал за девочками. Мне они нравились. Дягилев думал, что мне скучно, но мне не было скучно. Я один танцевал и сочинял балеты. Дягилеву это не нравилось. Он не хотел, чтобы я делал вещи один, но я с ним не соглашался. Мы часто ссорились. Я запирал мою дверь – наши комнаты сообщались – и не пускал никого. Я боялся его. Я знал, что вся моя жизнь в его руках. Я не выходил из комнаты. Дягилев тоже был один. Он был раздражен, потому что все знали о нашей ссоре. Он ненавидел, когда люди спрашивали: "В чем дело с Нижинским?" Дягилеву нравилось показывать, что я во всем его ученик. Я не хотел соглашаться с Дягилевым и, следовательно, часто ссорился с ним на людях…
***
Впоследствии, работая над рукописью, посвященной замечательному русскому танцовщику и хореографу, я очень жалел, что не было тогда, в Нейи, у нас магнитофона. Страницы исходного документа, этого американского авиаблокнота, покрыты такими каракулями, что я разбирал их с мучительным трудом – и только для того, чтобы дать себе труд еще больший, сопряженный с протиранием штанов в библиотеке Оперы, поскольку каждая из записанных тогда фраз превращалась в страницы, а то и целые главы.
Но рукопись не сохранилась.
Что касается фрагментов, то, сознавая их бесценность, привожу, как есть…
***
Дягилев в последние годы жизни (диабет) в Берлине у Хиндемитта, полетел к нему просить.
Приглашение в церковь Всех Святых (между двумя отелями, Гранд Отель и Эксцельсиор). Двор церкви. Фреска. Вся жизнь Святого Францисска (малоизвестного художника). "С радостью буду работать с вами над этим".
О Фр. Ассизском Леонид Федорович рассказывает, как о Дягилеве. "Азбука слепых". Не помню, как случилось, но он встретился с леди Новерти… Это пьеса, год 38-ой.
Следующая вещь в Перруджи, в католическом храме. На подиуме. Сант-Доминика де Перруджи. Последняя репетиция длилась 24 часа. Я не помню, как пришел в отель, а когда проснулся, нашел себя на полу.
1948. "Священная весна" в Милане (14 вещей в Скала).
1949… Накануне Перруджио.
Сын банкира, покровителя Венеции, разбился вместе с актрисой из Голливуда. В память о сыне банкир построил "Театро Верде". И для этого театра я сочинил историю Пасьон де Крист, но с тем, что Ренессанс принес. И вдруг – дожди день за днем. Из Новой Гвинеи были приглашены черные, замечательные артисты. Рояль уже плавал в оркестре. Мы дали спектакль с подмоченными декорациями.
"Пир во время чумы" Декамерона. Ондрурид ди Перрудижо и кончалась Грузельда…
1969. Лондон – Мозамбик, Мадагаскар…
Главная часть моего творчества имеет
Искусство плюс наука – то, что я сделал сейчас
"Норис"! Вот, чего не хватает в хореографии! Там все есть.
***
И, наконец, троекратно подчеркнутое мной тогдашним:
В данный момент я предпринимаю шаги, направленные к Тинторетто…