Блондин поправил спинку сидения.
- Danke, - сказал человек в белом.
- Bitte, - ответил блондин, после чего занял место у стенки рядом с дверным проемом.
Человек в белом стянул перчатки, с удовольствием рассматривая стол перед собой. Черноволосый с воздетыми руками медленно, боком, продвигался к дверному проему между двумя помещениями, неторопливо исследуя каждый сантиметр плинтуса.
Раздался легкий стук в двери; блондин повернулся в ту сторону, как и черноволосый, тут же опустивший руки. Прислушавшись, блондин открыл двери, пропустив официантку в розовом кимоно, которая, отпуская поклоны, доставила в комнату поднос. Ее ножки в белых носках прошуршали по татами.
- Ага! - с удовольствием воскликнул человек в белом, складывая перчатки. Выражение энтузиазма на лице тут же покинуло его, когда женщина, склонившись перед ним, взяла со стола салфетку и палочки для еды. - И как же тебя зовут, дорогая? - с наигранной веселостью спросил он.
- Цуруко, сеньор, - официантка опустила поднос.
- Цуруко! - широко открытыми глазами он посмотрел на своих спутников, словно приглашая их разделить свое удивление при таком неожиданном открытии.
Официантка, поставив напиток, поднялась из полусогнутого положения и сделала шаг назад.
- Пока не появятся мои гости, Цуруко, я не хочу, чтобы меня беспокоили.
- Да, сеньор, - повернувшись, она на полусогнутых ногах покинула комнату.
Блондин закрыл за ней двери и занял свое место около них. Черноволосый, повернувшись, продолжил исследование обшивки.
- Цу-ру-ко, - сказал человек в белом, подтягивая к себе поближе кейс. По-немецки он продолжил:
- Если она считается хорошенькой, что тогда представляют собой другие?
Блондин лишь насмешливо хмыкнул.
Человек в белом кончиком пальца набрал номер на кодовом замке чемоданчика и откинул его крышку. Положив в него сложенные перчатки, он порылся среди пачек бумаги и конвертов, и извлек из их гущи тонкий журнальчик - «Ланцет», английский медицинский журнал. Он положил его на стол рядом со своей тарелкой. Рассматривая обложку, он вынул из нагрудного кармана потертый очечник, и извлек из него очки в черной оправе. Расцепив дужки, он водрузил их на нос, вернул очечник на место и разгладил аккуратно подстриженные усики. Кисти рук у него были маленькие, розовые и чистые, как у младенца. Из другого внутреннего кармана появился плоский золотой портсигар, на котором была выгравирована длинная надпись.
Блондин стоял на том же месте, у дверного проема. Черноволосый, исследовав стены, принялся за пол, за дополнительный столик и за стулья, хотя они были уже осмотрены. Вытащив на середину комнаты один из столиков, он вскарабкался на него и маленькой хромированной отверткой принялся отвинчивать шурупы, крепящие плафон к потолку.
Человек в белом продолжал читать «Ланцет», попивая доставленный ему «Дюбонне» и куря сигарету. Время от времени он с легким присвистом втягивал воздух в щербинку между верхних зубов. Порой он удивлялся прочитанному. А однажды даже воскликнул по-английски:
- Вы абсолютно неправы, сэр!
Гости появлялись один за другим в пределах четырех минут: первый положил шляпу, не выпуская из рук атташе-кейса, без трех минут восемь, а последний - в одну минуту девятого. Когда каждый из прибывших проходил вереницу кланяющихся и приседающих японцев, его у подножия лестницы вежливо встречал блондин; обменявшись с гостем несколькими словами, он показывал ему путь наверх, где брюнет стоял у шеренги обуви у открытых дверей.
В помещении собралось шесть элегантно одетых деловых людей, нордического типа; оставшись в носках, они вежливо раскланивались друг с другом и по-испански или по-португальски представлялись мужчине в белом.
- Игнасио Каррера, доктор. Польщен встречей с вами.
- Хеллоу! Вы ли это? Увы, не могу подняться. Прикован к месту. Это Хосе де Лима из Рио. Игнасио Каррера из Буэнос-Айреса.
- Доктор? Я Хорхе Рамос.
- Друг мой! Ваш брат был моей правой рукой. Простите, что принимаю вас сидя: я в ловушке. Игнасио Каррера из Буэнос-Айреса, Хосе де Лима из Рио. Хорхе Рамос, здешний, из Сан-Пауло.
Двое из гостей оказались старыми друзьями, обрадовавшимися встрече.
- В Сантъяго! Куда же вы делись?
- В Рио!
Еще один вошедший попытался представиться, щелкнув каблуками, что у него не получилось:
- Антонио Паз, Порто-Аллегре!
В согбенных позах они разместились вокруг стола, подшучивая друг над другом из-за сковывавшего их неудобства и даже постанывая; рядом с каждым находился портфель или дипломат; потряхивая, они раскрывали салфетки, раскладывая их на колени, и называли грациозно приседающей официантке свои любимые напитки. Плосколицая Цуруко положила рядом с каждым из гостей исходящие паром горячие полотенца - вытирать руки.
Постепенно присутствующие все реже стали прибегать к испанскому и португальскому, которые стали уступать место немецкому; все чаще стали слышны немецкие имена.
- О, я же знаю вас. Вы служили у Штангля, не так ли? В Треблинке?
- Никак вы сказали «Фарнбах»? Моя жена урожденная Фарнбах, из Ленгена, что рядом с Франкфуртом.
Подали напитки и маленькие тарелочки с закусками - крохотные креветки и шарики измельченного мяса. Человек в белом продемонстрировал изощренное искусство владения палочками. Те, кто умели ими пользоваться, подсказывали неумелым соседям.
- Вилку, ради Бога!
- Нет, нет! - засмеялся человек в белом, обращаясь к действительно хорошенькой юной официантке. - Мы его научим! Он должен научиться!
Ее имя было Мори. Девушка в аккуратном кимоно, подносившая тарелки и судки Цуруко от сервировочного столика, зарделась, услышав обращенный к ней вопрос, и сказала:
- Иошико, сеньор.
Собравшиеся пили и ели. Они говорили о землетрясении в Перу и о новом американском президенте Форде.
На столе появились судки с прозрачным супом и очередные блюда с сырой и вареной снедью; уже исходил паром чай.
Беседа обратилась к положению с поставками нефти и вероятности, что из-за них симпатии Запада к Израилю уменьшатся.
Подали очередную смену блюд - ломтики копченого мяса, клешни лобстеров - и японское пиво.
Зашел разговор о японских женщинах. Клейст-Каррерас, худой человек с застывшим в глазнице стеклянным глазом, рассказал потешную историю о недоразумении, случившимся с одним его другом в токийском борделе.
На полусогнутых ногах появился японец и спросил, довольны ли гости.
- Первосортно! - заверил его человек в белом.
- Прекрасно! - остальные дружным португальско-испанско-немецким хором поддержали его.
Подали дыню. И еще чая.
Собравшиеся говорили о рыбалке и о различных способах приготовления рыбы.
Человек в белом попросил Мори выйти за него замуж она улыбнулась и посетовала, что у нее уже есть муж и двое детей.
Гости стали вставать со скрипучих стульчиков, разминать замлевшие спины и, поднимаясь на цыпочки, поглаживать свои округлившиеся животы. Несколько гостей среди которых был и человек в белом, вышли в холл поискать туалет. Остальные завели разговор о хозяине: как он очарователен, как он молод и жизнелюбив - неужели ему уже шестьдесят три? Или шестьдесят четыре?
Появилась первая группа; комнату покинули остальные.
Посуда уже была убрана со стола, и на его поверхности появились бокалы для коньяка, пепельницы и ящичек с сигарами в золотых ободках.
Мори в полупоклоне ходила вокруг стола с бутылкой в руках, роняя на дно каждого бокала несколько капель янтарной жидкости. Цуруко и Иошико перешептывались у сервировочного столика, споря, кому что убирать.
- Теперь валяйте отсюда, девочки, - сказал человек в белом, подходя к ним. - Мы хотим переговорить с глазу на глаз.
- Цуруко пропустила Иошико перед собой; проходя мимо хозяина обеда, она извинилась: - мы уберем посуду попозже.