Он написал письма Клаусу и Максу, в которых не сообщал ничего особенного. Он уже начал говорить по телефону, хотя по-прежнему хрипел и не мог говорить полным голосом.
Дана должна была возвращаться домой. Она договорилась об оплате счета из больницы. Марвину Фарбу и прочим придется взять на себя эти заботы, а когда он вернется в Австрию и получит страховку, то расплатится с ними.
- Не забудь копию счета, - предупредила она его. - И не пытайся скорее вставать на ноги. И чтобы ты не смел покидать больницу, пока врачи не разрешат.
- Не буду, не буду, не буду.
После ее отъезда он спохватился, что даже не поинтересовался, как у нее дела с Гарри, и очень расстроился. Тот еще отец.
На костылях он ковылял взад и вперед по коридору, что было нелегко, поскольку одна рука еще была в шинах. Он уже успел познакомиться с некоторыми другими пациентами.
Позвонил Горин.
- Яков? Как вы там?
- Все в порядке, спасибо. Через неделю выхожу. Как вы?
- Горю, но не сгораю. Вы знаете, что со мной собираются делать?
- Да, просто позор.
- Мы пытаемся добиться отсрочки, но похоже, не получится. Они просто из кожи лезут, чтобы прихватить меня. Так что мне приходится играть в конспирацию. Ну, люди. Слушайте, что происходит. Я звоню из будки, так что вокруг все спокойно.
На идише он ему сказал:
- Нам лучше говорить на идише. Убийств больше не будет. Все их люди отозваны.
- Вот как!
- А тот, что стрелял в меня, тот, до кого добрались собаки, он был… Ангелом. Вы понимаете, кого я имею в виду?
Молчание.
- Вы уверены?
- Более чем. Мы говорили с ним.
- О, Господи! Слава Богу! Слава Богу! Собаки слишком милостивы к нему. И вы молчите? Я бы созвал самую большую пресс-конференцию в истории!
- А что мне отвечать, когда услышу вопрос - а что он тут делал? Парагвайский паспорт раздобыть не проблема - но ему? И если я не смогу ответить, за дело возьмется ФБР. Стоит ли? Выяснят ли они? Я еще не знаю.
- Нет, нет, конечно, вы правы. Но… знать и не иметь возможности рассказать. Вы приедете в Нью- Йорк?
- Да.
- Когда вы будете? Я свяжусь с вами.
Он дал ему номер Фарбов.
- Фил сказал, что у вас есть список.
Либерман сморщился.
- Откуда он узнал?
- Вы сказали ему.
- Я сказал? Когда?
- Там, в доме. Припоминаете?
- Да. Я сидел и смотрел на него. Это проблема, рабби.
- Вот вы мне о ней и расскажете. А пока держите его при себе. Скоро увидимся. Шалом.
- Шалом.
Он переговорил с несколькими репортерами и ребятами из колледжа. И все время отмерял шаги по коридору, опираясь на костыли.
Как-то днем к нему подошла высокая стройная шатенка в красной блузке с портфелем и спросила:
- Вы мистер Либерман?
- Да.
Она улыбнулась ему; на скулах веснушки, прекрасные белые зубы.
- Могу ли я переговорить с вами несколько минут? Я миссис Уиллок. Миссис Хенк Уиллок.
Он глянул на нее.
- Да, конечно.
Они вошли в его палату. Она села на один из стульев, положив портфельчик на колени, а он прислонил костыли к кровати и сел на другой стул.
- Примите мои соболезнования, - сказал он.
Она кивнула, не отрывая глаз от портфеля и поглаживая его пальцами с ярко-красными ногтями. Потом посмотрела на него.
- Полиция сказала мне, - начала она, - этот человек явился, чтобы поймать вас, а не для того, чтобы убивать Хенка. Он не интересовался ни им, ни нами; его интересовали только вы.
Либерман кивнул.
- Но ожидая вас, - сказала она, - этот человек внимательно проглядывал наш альбом со снимками. Он оказался на полу там, где вы… - Она зябко повела плечами, не спуская взгляда с Либермана.
- Может быть, - предположил тот, - его просматривал ваш муж. До того, как появился этот человек.
Она покачала головой, скорбно опустив уголки рта.
- Он никогда не заглядывал в него, - сказала она. - Это я собирала снимки. Только я подбирала их в альбоме и придумывала подписи. И тот человек просматривал его.
- Может, он хотел всего лишь убить время, - предположил Либерман.
Миссис Уиллок промолчала, осматривая палату: руки ее все так же были сложены на портфеле.
- Наш сын приемный, - сказала она. - Мой сын. Он этого не знает. Мы договорились, что не расскажем ему. Соглашением было обговорено, что мы ему ничего не расскажем. А прошлой ночью он спросил меня… В первый раз он заговорил на эту тему. - Она посмотрела на Либермана. - Вы ему что-то сказали в тот день, отчего ему в голову могла прийти такая идея?
- Я? - он отрицательно покачал головой. - Нет. Откуда мне было знать об этом?
- Мне было показалось, что тут есть какая-то связь, - сказала она. - Женщина, которая помогала нам получить ребенка, была немкой. Ашхейм - это немецкая фамилия. Звонил и спрашивал Бобби человек с немецким акцентом. А я знаю, что вы… против немцев.
- Против нацистов, - поправил ее Либерман. - Нет, миссис Уиллок, я не имел представления, что он усыновлен и я даже не успел с ним поговорить, когда он вошел. Как вы слышите, я даже сейчас еще не могу нормально разговаривать. Может, к нему пришли такие мысли из-за потери отца.
Она вздохнула и кивнула.
- Может быть, - согласилась она и улыбнулась ему. - Простите, что побеспокоила вас. Меня беспокоило, что… что эта история могла иметь отношение к Бобби.
- Все в порядке, - сказал он. - Я рад, что вы навестили меня. Я собирался позвонить вам до отъезда и выразить вам свое соболезнование.
- А вы видели эту ленту? - спросила она. - Нет, думаю, что вам не довелось. Просто удивительно, как все это получилось, не так ли? Когда эта беда обернулась пользой. Весь этот ужас: Хенк мертв, вы тяжело ранены, тот человек… и еще собаки. Нам пришлось их усыпить, вы знаете? А Бобби удалось использовать свой шанс.
- Свой шанс? - не понял Либерман.
Миссис Уиллок кивнула. - Кинокомпания купила пленку, которую ему удалось заснять в тот день и показывала ее - как вас вносят в «Скорую помощь», собаки с окровавленными мордами, как выносят тело этого человека и Хенка… и как толпятся Си-Би-Эс, с нашей студии и со всех прочих телестанций по всей стране, как идет съемка, которую на следующий день показали в Утренних Новостях с Хьюго Раддом. Вы были крупным планом в кадре, когда вас вносили в машину «Скорой помощи». Такая возможность редко предоставляется мальчику в возрасте Бобби. Не только с точки зрения будущих контактов, но и для самоутверждения. Он хочет стать кинорежиссером.
Посмотрев на нее, Либерман кивнул:
- Думаю, он им станет.
- Я думаю, что он полностью использует свои возможности, - сказала она, вставая, и на губах у нее мелькнула гордая улыбка. - Он очень талантлив.
Фарбы приехали за ним в пятницу, 28 февраля, упаковали вещи Либермана, после чего он вместе со своим чемоданом, портфелем и костылями оказался в их новом «линкольне». Марвин Фарб вручил ему копию больничного счета.
Gott im Himmel!
***
Сэнди, девушка из офиса рабби Горина, позвонила и пригласила его на ленч во вторник, в 11 часов утра. Это будет прощание.
Он улетал 13-го. С ним?
- С кем? - осведомился он.
- С рабби. Разве вы не слышали?
- Апелляция отклонена?
- Он отказался ее подавать. Он хочет пройти уготовленный ему путь.
- О, Господи! Как жаль. Да, конечно, я буду.
Она дала ему адрес: у «Смилстейна», в ресторане на Канал-стрит.
«Таймс» изложила эту историю в колонке на развороте, которую он пропустил. Решив не оспаривать обвинение в новом заговоре, Горин счел за лучшее принять решение судьи, отменяющее его условное освобождение. 16-го марта ему надлежало явиться для отбытия наказания в федеральную тюрьму Пенсильвании.
- М-да. - Либерман покачал головой.
Во вторник, 11-го, он, опираясь на палочку, неторопливо поднялся по лестнице в ресторан Смилстейна. Ступеньку за ступенькой, придерживаясь за перила. Убийство.
На верхней площадке лестницы, куда он добрался, задыхаясь и обливаясь потом, он обнаружил большой зал с холлом, зеленым куполом над площадкой для оркестра; в зале была масса ненакрытых столов и ряды складных стульев, а за столиком в самом центре мужчина диктовал меню, которое записывал склонившийся к нему официант. Горин, сидящий во главе стола, увидев его, отбросил в сторону меню и салфетку с колен, вскочил и подбежал к нему. Он был оживлен и весел, словно борьба принесла ему победу.