Комната, кажется, все-таки пуста. И не занята постоянным обитателем. Здесь нет никакой одежды, чеков. Ничего ценного.
Размотав повязку на руке, осматриваю рану и замечаю следы подсохшей крови по краям. Гноя не видно, кожа в цвете не изменилась, даже припухлость немного спала. Порез закрыт лучше, чем все мои предыдущие ранения, когда мне накладывали швы.
У Хоука, наверное, и сертификат на проведение профессиональной сердечно-легочной реанимации есть. Бойскаут.
Я надеваю шапку, толстовку, натягиваю капюшон. Перед глазами вдруг все накреняется, приходится опереться о стену. Склонив голову, вдыхаю и выдыхаю. Не знаю, тошнит меня или голова кружится, больно мне или это голод. Я не ела со вчерашнего утра.
Спотыкаясь, иду за «Адвилом», который дал Хоук, высыпаю несколько таблеток, забрасываю в рот. Проглотив их всухую, швыряю пузырек на кровать, отпираю замок и открываю дверь.
Едва выхожу в тоннель, меня встречает музыка и поток прохладного воздуха.
Это хеви-метал. Не испанский, но и не английский. Я не могу разобрать текст, зато слева от себя слышу визг гитар и ритм ударных.
Почему Хоук привел меня обратно?
В мыслях проносится тысяча вопросов, о которых думала прошлой ночью, однако ни одного не задала, не придав им должного значения.
Он проследил за мной от Фоллз до дома. Зачем?
Хоук мне не доверяет. Наверное, дело в этом.
Заставит ли он меня остаться?
Пусть попробует.
Я улавливаю звук, похожий на шарканье шагов, донесшийся сзади, но, оглянувшись, ничего не вижу в темноте.
Дойдя до комнаты наблюдения, миную ее и сворачиваю вправо, на кухню.
Трент стоит у плиты, под оглушительный аккомпанемент металла жарит яичницу на сковороде. Нос улавливает аромат сливочного масла, и мои жевательные мышцы сокращаются, рот наполняется слюной, как бывает, когда ты предвкушаешь что-то очень вкусное.
Моя куртка лежит на островке с цементной столешницей. Взяв ее, натягиваю на себя, сую руки в карманы. Телефона нет.
Я пристально смотрю на парня. Мне понадобится мой телефон.
Громкость музыки уменьшается. Он ставит чашку кофе перед пустым табуретом и встречается со мной взглядом.
— Ты веган?
Вскидываю брови. Трент знает разницу в цене между бургером из черной фасоли с тыквенными семечками и комбо-обедом «Макдональдса»? Господи…
Я сажусь.
— Извини, — бормочет Хоук, сдерживая улыбку. После чего протягивает мне тарелку с ломтиком хлеба, поджаренного в масле и увенчанного яичницей с рубленым беконом.
Не колеблясь, хватаю тост — мне понадобится энергия, когда подамся в бега, — вонзаю в него зубы. Хруст хлеба — музыка для моих ушей. Масло попадает на язык. На миг я переношусь в прошлое: мне семь, я на кухне нашей соседки Клары, готовлю угощения к Рождеству, слушая музыку. Все такое аппетитное, теплое и пахнет приятно.
Хорошее воспоминание.
Когда представляю себя счастливой в гипотетическом будущем, то вижу не путешествия, покупку крутой машины или важную работу. Мне хочется прожить еще тысячу таких же моментов, когда я нахожусь именно там, где хочу быть. Следующий эпизод может быть отстойным. Все равно придется вернуться в ту же приемную семью, решать те же проблемы, не знать, смогу ли поесть вечером, однако в тот… единственный… момент я наслаждаюсь видом.
Сложив тост пополам, расплющиваю все ингредиенты и быстро доедаю его за четыре укуса. Прокашлявшись, залпом проглатываю апельсиновый сок, затем отпиваю немного кофе.
Хоук накладывает себе порцию, и я говорю, пока нервы не сдали:
— Мне нужно около девяноста тысяч долларов. А тебе нужно не попасть под арест, так что, я бы сказала, это делает нас командой.
Он невозмутимо оборачивается, намазывает яичницу на кусок тоста и добавляет:
— Еще нам нужно остановить офицера Ривза.
Я чувствую толику облегчения от того, что Хоук, похоже, согласен работать вместе, но его цель благороднее моей. С удовольствием бы избавилась от этого говнюка. Мило, что Хоук думает, будто ему это удастся.
— Где хранится товар? — спрашивает он, поставив сковороду в раковину. — Наркотики? Где его штаб? В гараже?