— Погодите, не стреляйте! — сказал он.
— Почему же нам не стрелять? — спросил Гарри. — Разве и эти олени принадлежат кому-нибудь?
— Нет, это, кажется, дикие. Но с какой целью вы будете убивать их?
— Да просто так… поохотиться, — заметил Гаральд. — Раз эти олени не составляют ничьей собственности, то мы смело можем убить из них парочку, не нанеся никому ущерба.
— Нет, Гаральд, — серьезно заметил наставник, — я не могу этого допустить. Это будет напрасное убийство. Что вам сделали несчастные животные? Пищей они нам не могут служить, потому что у нас достаточно запасов, а убивать их так, из одного удовольствия, — подлость. Подумайте, друзья мои, что вы хотите делать.
— Вы правы, мистер Стюарт, — сказал Гарри, — это было бы безрассудно с нашей стороны.
— То-то и есть, мой друг, — проговорил Стюарт. — А вы, Гаральд, согласны с этим? — обратился он к младшему воспитаннику.
— Да, мистер Стюарт, и я нахожу, что вы правы… вы всегда, впрочем правы, — отвечал мальчик.
Несколько минут ехали молча. Христианин шел впереди всех на своих лыжах, и так быстро, что за ним едва поспевали лошади. Мальчики соблазнились примером норвежца и захотели сами идти на лыжах. У них было по паре лыж, привязанных сзади седла. Лыжи быстро были отвязаны. Юные путешественники надели это незаменимое приспособление северных стран на ноги и весело отправились дальше, а лошадей их взял за поводья Стюарт, не пожелавший идти пешком.
Однако мальчики как ни старались, но стали отставать от привычного к такого рода путешествиям норвежца и попросили его убавить шагу. Тот улыбнулся и пошел тише.
— Что это такое? — вскричал вдруг Гарри, заметив на снегу многочисленные следы каких-то крошечных животных.
— Это следы песцовки, — ответил Христиан.
— Что такое? Что он говорит? — переспросил Гарри.
— Он говорит, что это следы песцовки, — сказал Стюарт. — Немногие знают этого интересного зверька. Это род пестрой мыши. Она известна также под именем «пеструшки» за ее белую с черными пятнами шкуру. Она очень смела, и любит идти напрямик и часто переплывает даже реки.
— Вот как! — вскричал Гарри. — Но каким же образом?
— Самые старшие и сильные из них бросаются в воду и делают из себя под живого моста, по которому и переплывают все остальные.
— Вот удивительные зверьки! — воскликнул Гаральд. — Значит, они умные?
— Да. Но всего удивительнее, что то же самое проделывают и вест-индские муравьи. Я не раз читал об этом.
— Муравьи! — с удивлением вскричал Гарри. — Такие крошечные насекомые! Да разве это возможно?
— Вы забываете, Гарри, что муравей — одно из самых умных насекомых, притом вест-индские муравьи гораздо крупнее наших.
— Вот чудеса-то! — воскликнул Гарри.
— Песцовка падает с неба, — вдруг проговорил Христиан.
— Что еще бормочет этот норвежец? — спросил Гаральд.
— Он говорит, что песцовка падает с неба, — перевел, улыбаясь, Стюарт, начиная уже понимать норвежский язык и немного говорить на нем.
— Вот вздор-то! — Это и я знаю что неправда, — продолжал мальчик. — А вы верите этому, мистер Стюарт?
— Конечно, нет. Но разве мало среди неразвитых людей в ходу еще больших нелепостей! Но погодите, дайте мне спросить, откуда у них появилось это поверье. Почему вы думаете, что песцовка падает с неба? — обратился Стюарт к норвежцу.
— Отец видел, — ответил последний таким уверенным голосом, что молодой учитель не решился разубеждать его.
Он только перевел его ответ мальчикам с некоторыми своими комментариями, вследствие которых оба его воспитанника залились громким хохотом. Примеру их последовал и Христиан, хотя — и не понимал причины смеха своих спутников, что еще больше смешило их.
В таких разговорах они понемногу подвигались вперед. Сделалось очень холодно. И эта дорога не могла называться хорошей, хотя и была лучше той, по которой отправился Цезарь Пинк. В некоторых местах и здесь приходилось тонуть в снегу, а в других — переправляться вброд через быстрые ручьи и речки.
Красивых видов совсем не понадобилось. Картина была так однообразна, что мало-помалу навела на наших путешественников полное уныние, чему, впрочем, немало способствовали холод и усталость.
Наконец они добрались до ночлега. Все повеселели, а Гарри даже сострил при виде лачуги, в которой путники должны были провести ночь.
— Э! Да это настоящий дворец! — сказал он, когда Христиан указал, где можно остановиться.
«Дворец» оказался действительно достойным своего названия. Представьте себе бесформенную груду громадных камней, грубо сложенных и готовых казалось каждую минуту развалиться под напором ветра. В этих камнях было проделано три отверстия: два в стенах, причем одно, побольше, изображало, вероятно вход, хотя пробраться в него можно было только на четвереньках. Другое, поменьше, — окно, а цель третьего отверстия, сверху, объяснил Гарри.