Выбрать главу

Когда Виталик хочет соблазнить девушку, он пьет с ней мохито. Одно время он жил с родителями на Кубе, наверное, оттуда любовь к таким напиткам. Он и вправду очень милый в тот момент, когда готовит мохито из лично купленных ингредиентов. Займет денег и делает мохито, а девушка, сжав ладони коленями, смотрит на него с немного ироничным девичьим любопытством и ожиданием.

Виталик несколько раз пытался покончить самоубийством. Кожа на его запястьях уже глянцевая от сросшихся рубцов. Но его здоровое тело все-таки хочет жить, а в голове нет ни толики безумия, необходимой для удачного эксперимента.

Он учился в Харьковском художественном училище. И я догадываюсь, что он берет девушек еще и тем, что предлагает нарисовать их обнаженными. Иногда, в самые тяжелые времена, он подрабатывает на Арбате, рисует по заказу с фотографий и портреты с натуры.

Он умеет делать ремонт, и я научился у него, иногда мы подрабатываем на ремонтах.

Вот мы на эскалаторе с большими рюкзаками, в которых перфоратор, миксер, шпатели и по пять килограмм ротбанда. Вниз едут девушки, одна красивее другой. Порой кажется, что гламурные журналы все же каким-то образом проецируются на них и улучшают породу. Так пронзает женская красота, что стискиваешь челюсти и чуть ли не зубами скрипишь.

– Виталик, я болен.

Он смотрит на меня вопросительно.

– Я – эротоман. Это не шутка.

– Простатит – лучший доктор.

– Тьфу-тьфу…

Мы штукатурили потолок у одного парня, гораздо моложе нас, лет на десять, – но он купил квартиру на “Октябрьском поле”, трехкомнатную. У него жена, которую он отбил у какого-то крутого англичанина, и у него есть любовница, и самое удивительное, что у него вообще нет правой руки, которую он потерял в юности, выпав зимой из окна на пьяной вечеринке. Но лично я ему не завидовал. Я стоял перепачканный ветонитом в центре серой бетонной коробки и не завидовал ему. Неужели только это, думал тогда я, – только эта собственная квартира, жена, дети, машина, любовница? Неужели только это – и все? Нет, я хотел чего-то другого и верил в это.

– Вась, – Виталик гулко окликнул меня.

– Что? – Я прошел в другую комнату. – Ты звал?

– Здесь запах такой.

– Сырости.

– Да. Ты пробовал грибы?

– Галлюциногенные? – понял я.

Он задумчиво кивнул головой.

– Ты что, все никак Кастанеду забыть не можешь?

– А я его и не читал никогда, у меня и так голова дырявая. Дротиком пробили. Помнишь, мода была на дартс?

– Вот сделаем потолок и выпьем в “Кружке”, чтоб не заморачиваться.

– Я не заморачиваюсь.

– Ты – замороченный.

– Скоро и ты будешь такой же, родится ребенок, а-а, крик, пеленки на компьютере...

Я скрытно стучу пальцами по подоконнику и сплевываю. Виталик завистливый. Одна половина его лица добрая, а другая вся прищуренная и сплющенная, даже уголок губ презрительно слипшийся, сползший вниз.

Когда-то, лет десять назад, он прославился сборником рассказов из своего советского харьковского детства и даже получил громкую премию. Потом долгое время безуспешно и даже с ущербом для себя занимался кинематографом, писал сценарии, жил в эйфории, потом съемки срывались, и все начиналось заново. Сейчас он пишет роман. Словно одержимый, он бросил все в эту топку, даже взял кредит, надеясь на будущий огромный гонорар. Верит, что этот роман перевернет мир и его жизнь – в ней появятся экзотические страны, эротические девушки, вспышки фотоаппаратов, кокаиновые вечеринки и что-то еще, вдохновенное, захватывающее дух и расцвеченное огнями, рассветами, салютами. Виталик в эйфорическом состоянии творчества, это я понял, когда он вдруг бросил прекрасную работу в журнале “НЕФТЬ&ГАЗ” и полетел писать одну из глав в Египет. И это еще не самое страшное, на что он способен ради романа, в успех которого верит истово. Говорит, будто ему даже пригрезилось, что если закончит писать этот роман, то поверит в Бога. Я со страхом жду рукописи, лет пять уже, кстати. Конечно, все получится… ну а если нет – этого он точно не переживет.