– Так моя мама говорит! – засмеялась она.
– И моя.
– Харуки Мураками! – узнал Виталик издалека. – Его романы похожи на японского подростка, перекрасившегося под европейца, линзы, белые волосы…
– Я люблю Харуки Мураками, – словно бы с вызовом сказал Маша. – Он, как ты, пишет, только у тебя рассуждений много.
– Все москвичи любят Мураками.
– Я не все… я не москвичка.
– Давайте выпьем? – перебил я их опасный спор. – Виталиус, ты обещал нас научить.
– А пойдемте немного потанцуем, друзья? – Она привстала.
– Маш, мне надо напиться, – сказал я. – А так я боюсь…
Она посмотрела на угрюмого Виталика и пошла одна в темную, барахтающуюся толпу.
Виталик молча стукнулся со мной и выпил. Мы закурили.
Официантка принесла нам несчастные чипсы, соль и лимон.
– Принесите всем по сто водки с соком! – вдруг сказал он. – Только сок отдельно.
– ….?
– Что?!
– Какую водку будете?
– “Кристалл”.
– …
– Что?
– “Кристалла” нет!
Виталий тупо уставился в меню. Все остальные водки были страшно дорогие, как жидкое золото. Официантка пошевелила губами и ушла.
– Почему у нас никогда нет денег, что это за херня такая?! – разозлился он.
– Потому что мы не работаем.
– Я? Я – понятно, я не продаюсь. А ты почему не работаешь? Ехал бы в свой колхоз и работал бы агрономом.
– Колхоза нет, Виталь, я тебе уже говорил об этом. Из деревни все бегут.
– Что ты плачешься? Приноси добро людям! Ухаживай за детьми инвалидами.
– А ты? Сам.
– Я уже думал над этим: приносить добро людям, быть нужным, – он смеялся и близоруко всматривался в толпу. – Не хочется. И не потому, что за это денег мало платят, а просто сил нет, апатия, уж лучше бомжем, открутить себе голову и ни о чем не думать и ничего не делать, и по херу все, и так сколько протянешь.
На барной стойке, постепенно обнажаясь, танцевала девушка. Появился искусственный дым, кажущийся холодным и свежим, будто смоченный какой-то химически сладкой жидкостью. В горле слегка першило.
– Виталь, у меня есть деньги.
– Хорошо, Вась, я потом отдам. Я же отдаю всегда, ты знаешь.
От толпы отделилась Маша, вместе с ней шел тот самый парень в бейсболке, задержались у стола с какими-то его знакомыми. До меня донеслись слова: Локейшн… У нее афигенный фесюн… Бэк апом пойдешь… Алишер снимает потрясающий видеоклип…
Идут к нам. Парень, видимо, хотел познакомиться, но мы опустили головы. У него была толстая попа и тесно стиснутые ляжки. Такие всегда валятся с одного удара. Все хорошие бойцы всегда косолапые. Его вовремя кто-то окликнул. Попа исчезла.
– Ну что Харуки Мураками? – пересиливая себя, дружелюбно спросил Виталик.
– Он работает в продюсерском центре! – Она задыхалась. – Они раскручивают молодые дарования, прикиньте!
Мы с Виталиком засмеялись, а она обиделась. Сжимала губки и двигала ими, такая презрительно-задумчивая мина. Так часто делают молодые, я уже замечал. На самом деле это от неуверенности в себе, от внутреннего волнения. Ведь юность всегда волнуется: что же дальше, что же будет со мной, как я устроюсь в этой жизни?
И вдруг вспомнил, что в моем советском детстве так делали хулиганистые парни, только у них в губах торчала спичинка. Сейчас спичек нет, зажигалки.
– Ну Москва! – Виталик миролюбиво вскинул руки. – Город больших возможностей.
В ее лице было неуловимое что-то от зверька: то ли широко расставленные глаза, чуть раскосые, то ли в бровях, широко расходящихся от широкой переносицы, то ли в том, как они хмурятся. То ли в том, как она зажимает зубами чипсинку, а руками ищет мобильник в сумке, то ли в мелких и ровных зубках.
– Давай пересядем! – сказал ей Виталик. – Меня уже задолбало это эмтиви.
Напротив нас висел длинный прямоугольник экрана. Там мелькали какие-то геометрические фигуры, но если остановить на экране взгляд – люди поют, оказывается.
– А меня прёт от этой музыки! – Пересела, сдвинула губки набок и уставилась в экран мобильника.
Молча, каждый по себе, выпили. Она пригубила сок.
– Смотри, Вась, как они наркотики передают. – Она склонилась ко мне.
От нее пахло школьной дискотекой. Так жалко ее стало.
– Сначала двое выходят в круг, – монотонно говорила она и поглядывала из-под челки. – Начинают перебирать ногами и мутят руками…. Смори, смори – поздоровались, экстази на башли поменяли. Всё…
– Это тебе Харуки Мураками рассказал?
– Виталь, не парься.
– Что у тебя за сленг дурацкий? Я же тебе писал по “аське”.
– Виталь, ты меня постоянно грузишь, блин!
Мы не сразу заметили Харуки. Он стоял за моей спиной, рядом с Машей. Она смутилась, ей было приятно и в то же время неловко перед Виталиком. Надо же. Харуки что-то сказал ей. У Виталика скривилось лицо, и он готовился выдать едкое оскорбление. Парень снова что-то крикнул ей на ухо. Мне послышалось: “вальс”.