Пока раненого промывали и перевязывали, я листал брошюры по гигиене, разложенные на журнальном столике, и вспомнил один тюремный способ симуляции, переданный мне Жариком. Надо положить на голову симулянта книгу и изо всех сил треснуть по книге каким-нибудь тяжелым предметом, желательно, табуретом. Симулянт при этом теряет сознание и получает самое настоящее сотрясение мозга. Но не умирает, поскольку книга спасает его череп от пролома.
Сидору эта идея показалась своевременной. Он решил воспользоваться ею здесь и сейчас, пока мы находимся перед кабинетом специалиста. Доктор немедленно выдаст ему справку о сотрясении мозга, которая послужит подспорьем при имитации безумия. Или вернет его к жизни, если удар окажется чересчур силен.
Сидор покорно сел на кушетку, я положил ему на голову брошюру о профилактике кишечных заболеваний и занес табурет. Однако в последний момент мне показалось, что объем издания (12 страниц) слишком ничтожен для такого удара, а Жарик, скорее всего, имел в виду более капитальное сочинение, такое как учебник истории КПСС, справедливо называемый кирпичом.
Я поделился своими соображениями с Сидором, и он решил, что сотрясение можно создать гораздо более избитым способом. А именно – сильным ударом по морде. Памятуя о мой затрещине на проводах
Блудного, Сидор предложил мне его дружески вырубить. Дабы не шокировать пациентов, которые из без того начинали на нас тревожно поглядывать, мы удалились в закуток между двумя дверями, где я и нанес моему другу несколько хрестоматийных ударов по лицу, следуя рекомендациям моего незабвенного тренера Романа Александровича Каристе.
Странное дело, в прошлый раз я нечаянно послал Сидора в нокдаун, кое-как смазав рукой. Теперь же я принял классическую позу, наилучшим образом распределил вес и выбросил кулак со всей мощью, на которую был способен, а Сидор и глазом не повел. О сотрясении не могло быть и речи.
Сидор предложил попробовать свои силы всем желающим, всего же нас было человек пять. Но с таким же успехом стайка учеников детской юношеской спортивной школы "Буревестник" могла бы щекотать своими кулачонками непоколебимую репу Майка Тайсона.
Сидор, ни за что ни про что, получил десяток ударов по физиономии и только крякнул. Из кабинета вышел наш обновленный приятель, и мы отправились на Свободу (магазин на улице Свободы). В очереди нам сообщили, что через час там начнут продавать портвейн по рубль сорок две.
На самом деле, будучи шофером-дальнобойщиком и кандидатом в мастера по автокроссу, Сидор не мог себе позволить, как некоторые, имитировать шизофрению при помощи справки о сотрясении мозга и учебника по психиатрии. Его бы не взяли ни на работу, ни на соревнования. К тому же, время показало, что врачи из военных комиссий были не настолько наивны, как мы полагали, и гораздо объективнее, чем нам хотелось бы. Иначе говоря, все те, кто, во избежание службы, прошли тоскливыми коридорами сумасшедших домов и приобрели-таки пожизненное освобождение по безумным статьям, позднее с лихвой подтвердили свой статус идиотов в мирной жизни.
Сидор имитировал тяжелое заболевание почек. Насколько мне известно, при обследовании он капал в свои анализы кровь из пальца и белок сырого яйца, а также пополнял свою баночку анализами других больных, которые точно дышали на ладан. Этот коктейль и бонус лечащему врачу обеспечили ему мирное будущее за какие-нибудь полгода да того, как это полагалось по возрасту.
Я навещал его с портвейном, усугублявшим и без того смертельную болезнь. Мы толковали на лавочке, под сенью кустов, обозревая обтерханных пижамных мужичков с их папиросным кашлем и степенных, как пингвины, тетушек в пестрых халатах и серых пуховых платках вокруг туловищ. Сидор, как обычно, сыпал байками.
На днях к ним в палату привезли мужичка, который отравился метиловым спиртом, от которого люди, как известно, часто слепнут и иногда мрут, если не успеют запить этиловым. Мужичок охал, то и дело бегал курить, но держался бодренько. А сегодня медсестра заглянула в курилку и спросила, есть ли здесь ребята, которые не боятся мертвецов. Сидор из интереса вызвался и отнес в морг своего вчерашнего знакомого, который вовсе не производил впечатление умирающего. Его поразило, что этот мужичок умер как-то чересчур просто.
В больнице Сидору приснился сон. Он – знаменитый югославский партизан Пэтко Драгович, борец с немецко-фашистскими оккупантами. Он
(то есть – Пэтко) живет в лесной хижине на высоких бревенчатых сваях, чтобы его не застали врасплох и не захватили враги. И вот к нему приходит толпа югославских крестьян, которых притесняют фашисты, и просит заступиться, как народного героя.
– Пэтко! Пэтко! – кричат югославские крестьяне.
Сидор выходит из двери в своей пилотке и кожаной куртке, с немецким автоматом на шее, и приветливо машет югославам рукой.
– Пэтко, помоги! – не унимаются югославы.
Сидор лихо спрыгивает из своей хижины вниз и попадает во что-то скользкое. Югославы смеются и расходятся, зажимая носы. Герой югославского народа Пэтко Драгович попал в дерьмо.
После освобождения от армии Сидор с женой переехал в новую однокомнатную квартиру в центре. По льготной очереди на заводе его маме удалось приобрести для него "Таврию" – самую дешевую, но не совсем позорную усовершенствованную модель "Запорожца". У них родился сын.
У многих моих знакомых рождались сыновья, которых называли экзотическими народными именами – Максим, Кирилл, Антон. Девушки удивлялись, почему Сидор назвал сына заурядным Сережей.