А теперь пора сделать отступление о том, что составляло самую суть мальчика с тех пор, когда ему захотелось покорять сердца девочек, и до того вечера, когда ему это удалось. Я имею в виду штаны.
Накануне эпохи джинсов это были брюки клёш, клеша. Не знаю, откуда был заимствован их канонический фасон, но выглядел он следующим образом. Пояс шириной пять-семь сантиметров со скошенным клапаном застегивался на две пуговицы. Карманы в виде горизонтальных прорезей были такими мелкими, что в них можно было заложить лопаточкой только пальцы рук. Ширина в колене составляла 20 – 23 см, внизу, соответственно, 23 – 27. Ранты карманов можно было украсить дерматином, а понизу клешина, во избежание трепки, обшивалась полоской "молнии" или обклепывалась фигурными латунными пластинками
– отходами производства самоваров тульского завода "Штамп".
В радикальных случаях в наружный шов брюк ниже колена вшивались клинья из другой материи, например, из малинового бархата. Клинья были не только декоративным элементом, доводящим размах клеша до клоунских масштабов, но и средством конверсии обычных стариковских порток в модные. Горячие головы, способные на подобные безумства, пускали по низу брюк бахрому и даже пришивали электрические лампочки, но это был уже декаданс.
В любом случае к клешам полагался широкий пояс: желательно офицерский, так называемая портупея, но можно и солдатский. Желтая скрипучая "портупея" из натуральной кожи была ценной валютой, и её могли снять во дворе, то есть, отнять у мальчика, не способного защититься. Как-то в опасный сто первый двор зашли два маленьких военных воспитона – воспитанники оркестра артиллерийского училища.
Зашли в ремнях, а вышли без ремней.
Солдатский ремень из дерматина ценился меньше, зато мог служить холодным оружием в уличной драке, если его намотать на кисть руки и махать бляхой. Рассказывали, что после такого удара у кого-то на всю жизнь отпечаталась на лбу пятиконечная звезда. И во лбу звезда горит… Должен признаться, что никогда не наблюдал такого архаичного способа единоборства, заимствованного из Красной Армии, и носить солдатский ремень в наших кругах считалось безвкусицей.
Понятно, что клеша, как и любая отечественная мода, каким-то вывертом пришли с Запада, но я до сих пор не вижу определенного источника. Битлы, уже прекратившие свое существование, до наших краев почти не докатились, да и не оказывали заметного влияния на народные вкусы. Они носили узкие брюки макаронами и пиджаки без воротников, а позднее джинсы, бывшие уделом не масс, но пижонов.
Элвис? Он своими петушьими костюмами и баками как у собаки больше напоминал ухаря с завода РТИ. Но это, на мой взгляд, было случайное совпадение. Элвис влиял на моду нашего региона ещё меньше, чем битлы. А для нарождающейся фарцы Элвис вообще был допотопный дурак.
Если и доходил сюда бледный отблеск поп-культуры, то через кривое отражение Рафаэля из фильма "Пусть говорят". Рафаэль же сам копировал даже не Элвиса или битлов, а какого-нибудь третьестепенного Клиффа Ричарда. Так что истоки этой последней национальной моды, продержавшейся невероятно долго и, кажется, не совсем отошедшей до сих пор, скорее следует искать в матросском костюме – единственном из видов военной одежды, где носили самые настоящие клеша!
Клеша это удаль, клеша это паруса, которыми хлопает ветер, клеша это анархия. С ними способен конкурировать только один вид национальной одежды: тренировочные штаны-трико с вытянутыми коленями.
Создание клешей было длительным, волнующим, а порой и драматическим процессом. Напомню, что в продаже их не было. Нигде, ни в какой форме и ни под каким видом. Их шили на заказ в ателье или у какого-нибудь испитого умельца сомнительной репутации вроде некоего Кочкина. Мама покупала вам материю, подкладку, чтобы не вытягивались колени, и вы отправлялись в ателье, рисуя себе пленительные образы брюк, виденных у Подшибякина и других денди.
Но темная закройщица, отсталостью равная лишь парикмахерше, никак не соглашалась делать клеш двадцать на двадцать четыре, а пояс предлагала сузить хотя бы до четырех сантиметров, дабы он не сминался, сократив количество пуговиц до одной. При этом она проявляла такое упорство, как будто от фасона ваших брюк зависело её личное благополучие. После напряженной борьбы мы сходились на поясе в пять сантиметров и клеше двадцать один на двадцать три. Ателье было перегружено перед учебным годом, и примерка назначалась через три недели.
Накануне примерки я, так сказать, не сомкнул глаз, то есть, ворочался несколько часов, прежде чем заснуть. Как ни позорно это выглядело с точки зрения мужества, мы пошли в ателье вместе с мамой.
Без неё я просто не преодолел бы всех хитросплетений выдачи. Автора моих брюк почему-то не оказалось на месте, и никто в этом пыльном царстве мелков, сантиметров и рулонов не мог найти нашего заказа.
Наконец, какой-то томный мужик в налокотниках и фартуке, с оранжевым сантиметром на колючей шее, забрал нашу квитанцию и сгинул на битый час. Он вернулся с чужими брюками точно такого же фасона, которые меня бы вполне устроили. Но, по мнению мамы, они были сшиты из более рыхлой и дешевой материи. Мама требовала, чтобы нам, по крайней мере, вернули материал, на который ушла половина её зарплаты. Мужик высокомерно возражал, что это не входит в его компетенцию.
Мама, как птица, вступала в смертельный бой за своего выкормыша.
Она затевала скандал, в котором закройщик занимал благородную позицию оскорбленного художника. Я желал провалиться сквозь землю от стыда и досады. Мне хотелось одного: поскорее уйти – с клешами или без них. И в это время из гулкого коридора явилась запыхавшаяся закройщица. Брюки была почти готовы, их оставалось только подшить.