— Есть хочу.
— Так я и знал!.. Пошли уж…
У подъезда на раскладном стульчике сидел старик с седыми волосами ершиком и, закрыв глаза, подставлял лицо теплым лучам вечернего солнца.
— Здравствуйте, Андрей Викентьевич, — поздоровался Миша.
Старик открыл глаза. Взгляд у него был цепкий, острый.
— А, здравствуй, здравствуй, молодой человек.
Андрей Викентьевич, железнодорожник-пенсионер одиноко жил в сторожке рядом с домом. Ничем особенным он не выделялся. Но несколько месяцев назад Андрей Викентьевич выиграл пятьдесят тысяч по облигации и купил себе «Победу». Эта «Победа» принесла ему славу у всех окрестных мальчишек. Тем более, что Андрей Викентьевич не любил ездить без пассажиров, а среди ребят желающих прокатиться на машине всегда более чем достаточно.
Мишу старик катал на «Победе» чаще, чем других. Так уж получалось, что по вечерам, когда Андрей Викентьевич выводил из гаража свою «Победу», Миша всегда оказывался вблизи. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: окно Мишиной комнаты находилось напротив гаража.
Совсем иного рода взаимоотношения сложились между Андреем Викентьевичем и Толиком. Сначала все было тихо, мирно. Но однажды дядя Сережа — брат папы — неосмотрительно подарил Толику перочинный ножик. Толик немедленно приступил к испытаниям. Порезал на куски свежий номер Мишиной «Пионерской правды» — бумагу нож брал хорошо. Дерево тоже — это Толик испробовал на ножке кухонной табуретки. Ну, а резина? Как ножик берет резину? И тут Толик вспомнил про «Победу». У нее ведь колеса из толстой резины. Ничего страшного не будет, если отщипнуть от них кусочек.
…Андрей Викентьевич застал Толика, когда тот уже успел вырезать из покрышки полоску сантиметров в пять. Они стали непримиримыми врагами. «Башибузук» — так прозвал старик мальчугана…
— Что там башибузук визжал во дворе? — спросил Андрей Викентьевич.
— Проголодался, видите ли. Два часа назад обедал, — пожаловался Миша.
Старик зачмокал языком.
— Да, Мишенька, трудно тебе… Сочувствую, сочувствую. Но ничего, мне тут ребята говорили, что ты сегодня с папашей на аэродром поедешь. Все-таки развлечение… Хе-хе…
— Да, Андрей Викентьевич. Папа будет в девять, возьмет меня с собой.
— Миша! Ну, Миша! Скорей! — раздалось с лестницы.
— Иди, иди, — заторопил Мишу старик, — а то еще башибузук, чего доброго, тебя, самого проглотит… Хе-хе…
Дома Миша стал разжигать керогаз. Фитиль никак не загорался. Он поднял резервуарчик для керосина и потряс его. Так и есть — пуст!
Толик сидел в комнате и с нетерпением ждал обещанную яичницу.
— Иди сюда, — позвал Миша.
Толик побежал на кухню:
— Уже готово?
— Готово, готово! — передразнил Миша. — А керосин?..
Толик открыл кладовую, где стоял бидон. Керосин — это было по его части. Миша стряпал, а Толик должен был снабжать его горючим. Так мама распределила обязанности перед своим уходом в больницу, и это соблюдалось свято.
Как на зло, бидон был пуст. Толик подхватил его, виновато пряча глаза, шмыгнул мимо Миши. На ходу вытащил из тумбочки припрятанные три рубля и понесся за керосином.
Только он выбежал, — пришел Витя. Молча уселся в угол дивана — он всегда сидел здесь, когда приходил к Мише. Вытащил из кармана какое-то краеведческое сокровище — обломок красного камня — и принялся сосредоточенно его разглядывать.
Миша возмутился: ну что это такое? Будто никого больше в комнате нет. Только хотел съязвить на этот счет, как Витя неожиданно спросил:
— Про подземный ход слышал?..
Миша опешил. Чего ради Витя вдруг вспомнил о подземном ходе?
— Ну, предположим, слышал, — осторожно сказал он.
И тут Витя его огорошил:
— Я его нашел.
— Что?!
Если бы Витя заявил, что он прыгал сегодня с парашютом, или съел пятьдесят пирожных «наполеон», или выбросил свою коллекцию минералов, — Миша не был бы так потрясен.
— Ты нашел ход? Под реку?.. Брось заливать.
— Вот.
Витя положил на стол красный камень. Миша взял его, повертел в руках, недоуменно пожал плечами и снова положил на стол: — Ну и что же?
— Ход замурован. Кирпич оттуда.
— Оттуда!
Миша схватил кирпич, словно Витя собирался его отнять. Он тер его пальцами, скреб ногтями, даже для чего-то понюхал. Самый обыкновенный кирпич!
Он испытующе посмотрел на Витю. Нет, Витя не врет. Его можно назвать и сонею, и увальнем и, может быть, даже трусом. Но вруном его никто не назовет.