Проснувшись, я некоторое время старался понять, где нахожусь? Наконец взгляд остановился на знакомой дырке от выпавшего сучка в тёсовой крыше сеновала, откуда прорывался узенький лучик света. Внизу, в хлеву монотонно бубнил глухой мужской голос, изредка прерываемый короткими женскими ответами. Закончив дойку, Нежана вывела корову с телёнком за ворота к общинному стаду и ушла в избу.
Пора было вставать и мне. Быстро натянув порты и сорочку, я перелез на край сеновала к лестнице и начал спускаться, нащупывая босыми ногами хорошо знакомые поперечные перекладины. Неожиданно одна из них подломилась под ногой, и меня понесло вниз. На своё счастье руками я держался за боковые стойки, и удалось зависнуть в самом низу лестницы, при этом пересчитав коленями и рёбрами по пути несколько ступенек. Отделался малой кровью - глубокой ссадиной на щиколотке, остальные синяки и царапины не в счёт. А ведь мог и шею свернуть, подушка сеновала была под самой крышей и возвышалась над земляным полом на добрых две сажени, к тому же возле лестницы стояло несколько пустых кадушек под засолку овощей и других зимних припасов, хотя ещё вчера вечером они размещались вдоль дальней стены сарая.
Прихрамывая и почёсывая ушибы, я поплёлся завтракать. Тётка сунула мне миску с пшённой кашей, краюху хлеба, налила молока.
- Улеб приходил, кадушку под рыбу попросил, - сказала она.
Осенью, как раз перед установлением снежного покрова, наше селение переживало не лучшие времена. На домашний скот напал какой-то мор, первыми пострадали лошади, стали умирать одна за другой, затем болезнь перекинулась на остальную скотину. Наш деревенский знахарь Болеслав, не смыкая глаз, пытался справиться с напастью, но всё было тщётно, стали умирать и коровы. Тогда-то и появился Улеб. Худой, смуглый, волосатый, в потрёпанной одежде, он пришёл пешком, ведя в поводу пегую клячу с домашним скарбом.
В обычное время наш староста Дубомир очень не любит чужаков, но тот представился ведуном из захиревшего малого рода кривичей, и предложил свои услуги. Больные животные быстро пошли на поправку, и мор прекратился. В это время заболел младший сын Дубомира, мальчуган горел в жару, кожа покрылась красной сыпью, несколько дней он лежал в беспамятстве. Все известные снадобья оказались бессильны, домочадцы смирились с потерей и ждали его смерти. Приезжий лекарь умудрился вылечить больного, чем окончательно завоевал уважение и безграничное доверие старосты, тот даже разрешил ему поселиться в пустовавшей избушке на окраине городища недалеко от выездных ворот.
Старый знахарь Болеслав ничем не выказал своего недовольства, просто собрал пожитки и ушёл жить в землянку рядом с капищем наших богов, затаённом в густой лесной чаще в стороне от селения. К моему глубокому огорчению, мой сверстник и закадычный друг по всем детским играм Мирча, ученик ведуна, тоже не остался в городище и, невзирая на все уговоры, предпочёл жить вместе с учителем. За зиму мы виделись с ним всего несколько раз и только весной, когда стаял снег и зазеленели луга, начали встречаться снова.
Надо признаться, что мы с ним полностью разные, как по характеру, так и по наружному обличью. Он - коренной местный вятич, худой, длинный и нескладный с соломенными волосами, коротким носом и большими пронзительно синими глазами. В семилетнем возрасте Мирча плавал со старщей сестрой на долблёнке по нашей речке Кривуле, возле высокого яра лодка случайно перевернулась, и они упали в воду. Сестра выплыла на берег сама, а мальчишку взрослые парни вытащили уже синего и почти холодного. Видимо, Лада1-заступница не хотела гибели безвинного мальца, и Болеслав по какой-то оказии оказался рядом. Дед-ведун вытащил Мирчу из мира Нави, но, как мне иногда кажется, не совсем полностью. Во время игры тот может внезапно остановиться, застыть столбом и думать о своём, не обращая на окружающих никакого внимания. Ещё он, когда волнуется, начинает немного заикаться и, что хуже всего, панически боится глубокой воды. Зато в любом лесу Мирча чувствует себя как дома, вся лесная и домашняя живность признаёт его за своего, а огромный племенной бык общинного стада Буян, которого обходят стороной все жители селения, разрешает ему трепать себя за холку и даже ездить верхом. Прошлой весной я случайно подсмотрел, как они весело играли на поляне, но не стал никому рассказывать.