Впрочем, она каждый день ковыляет, кашляя, вдоль по улице со своей клюкой и, если кто из прохожих остановится рядом с ней, тут же принимается ему жаловаться. Глаза у нее всегда на мокром месте, кажется, будто она и не перестает плакать.
Мати охватило неприятное, острое чувство. Что-то вроде Дурноты, пришлось помотать головой, чтобы отогнать его. Мальчик даже не стал дожидаться приятеля и отправился домой один. По дороге он, понурившись, размышлял.
От Жужи его мысли перешли к матери — тут он остановился.
— Неправда, вовсе это не я… — сказал он вполголоса, словно уже стоял перед матерью.
Потом в голове мелькнуло: вечером он залезет в сарай и поймает другого. Но тут же стало ясно — не выйдет. Между тем Мати добрался до улицы.
Перед ним шел почтальон. Тяжелая сумка в такт шагам била его по боку. Мати уже довольно долго шел за почтальоном и не замечал этого. Но, как только заметил, мысль о петухе сразу же вылетела у него из головы. Он изо всех сил старался идти в ногу с почтальоном и в такт повторял про себя: «Вовсе не я, вовсе не я…» А когда они подошли совсем близко к дому, смеясь, припустился бегом и влетел в калитку.
4
Они полдничали на веранде, в холодке, как вдруг слепящая белизна изгороди, что была напротив, поблекла. Налетел ветерок, и принесенные им редкие увесистые капли, шлепаясь на проселочную дорогу, поднимали крошечные облачка пыли. По улице разлился тяжелый запах дождя.
Раз-два, девушки подхватили стол, и, только втащили его в комнату, полило как из ведра.
Стулья тоже внесли и с боязливым восторгом наблюдали за грозой. Все вздрагивали от раскатов грома, работники крестились.
Мати залез коленками на стул и прижался носом к стеклу. Смотрел, что творилось снаружи.
«У-у-у-х», — проносился по улице вихрь, с яростью набрасываясь на деревья перед домами, и Мати готов был кричать и прыгать от восторга.
Через двор, хохоча, бежал работник с ворохом сушившегося белья, про которое забыли.
Примерно через час гроза двинулась дальше. Дождь залил сухой блеск выцветшей, пепельно-голубой дранки на крышах, и теперь их теплая коричнева притягивала взор. И весело, здоровым смехом смеялась сочащаяся каплями зелень листьев.
Вода застряла на улице в огромных лужах, и ребятишки, гомоня, шлепали по теплой жиже, словно утки.
Мати в ярости носился по комнате, гоняя шляпу-. Пинок — и он рванулся к двери. Но, открыв ее, увидел на улице что-то такое, от чего сразу сник, и, крадучись, прошмыгнул на стул в углу комнаты. Испуганно ерзая на стуле, он мял и вертел в руках шляпу.
По улице в толпе скачущей детворы медленно брела старая Жужа. Она делала большие шаги, чтобы не попасть в воду, и вся она была сплошь покрыта грязью, и такая, насквозь промокшая, выглядела еще более жалкой, чем всегда.
Жужа направлялась прямо к калитке Мати.
— Хозяюшка! — неуверенно прокричала она. — Вы петуха моего не видели?
— Нет, Жужа, не видела, — ответила с веранды мать.
— Храни вас господь… Я ведь неспроста говорю… Так не видели?
Пока мать выходила, чтобы расспросить обо всем подробно, Жужи и след простыл.
5
Мати, затаив дыхание, прислушивался к разговору со своего стула в углу и готов был кричать от облегчения, когда Жужа ушла. В смятении он выглянул на улицу, в горле у него стояли слезы.
Тут к нему подошла младшая сестренка и стала дразниться.
На первый раз Мати спустил насмешку, и только глаза его зло загорелись. Ему было так обидно, что хотелось завыть и вцепиться зубами в прыгающую вокруг него, улыбающуюся девчонку. Неожиданно у него хлынули слезы, и он разразился громким, всхлипчивым плачем. Сестра притихла от изумления.
— Ты что? Что на тебя нашло, Матика? — И она погладила его по голове.
— Не трожь меня! — воскликнул Мати и яростно оттолкнул от себя ее руку.
Вошла услышавшая плач мама и накричала на них обоих.
Маги примолк и, ни слова не говоря, поплелся во двор. Сел, съежившись, на нижнюю ступеньку чердачной лестницы.
В голове его, словно черви, копошились мысли. Время от времени он все еще всхлипывал, дергая носом и подбородком.
Между тем сегодня вечером все вокруг казалось совсем не таким, как всегда. Небо над головой Мати было чернильно-черным, и покоричневевшие крыши домов, земля, забор выглядели под черным небом еще более темными.
Перед тем как закатиться, проглянуло солнце, и лучи его хлынули на задворки дома. Хлынули плавным, прозрачно-желтым потоком. Волшебно засветилась влажная зелень листьев, волшебно поблескивая, стлался по кровельной дранке пар.
А прямо напротив плыло и колыхалось поверх забора это желтое-прежелтое сияние. О, оно было таким, какое отбрасывают свечи с катафалка на лицо и руки хоронящих. А с темной улицы доносились веселые крики ребят.
Между тем за забором, словно оборванное черное привидение, опять возникла Жужа. Она, как и раньше, делала большие шаги, чтобы обойти грязь.
Мати резко спрыгнул с лестничной ступеньки и, плача, вскрикивая и дрожа, побежал через двор в дом.
1910