- Николка! - раздался голос унтер-офицера Белого. - А ну, бегом в блиндаж: их благородие кличут.
Колька сорвался с места и, запыхавшись, скатился в землянку.
- Опять у орудий?! - строго спросил Забудский, но тут же смягчился: - Как магнитом тянет!
- Я Кондрату Субботе подсоблял…
- Ладно, ладно, не сержусь. - Он протянул мальчику пакет. - Вот, снеси на сто вторую батарею командиру.
Колька засунул бумагу за пазуху, надел бескозырку и, прихлопнув большими сапожищами, отдал честь.
- Есть снести пакет их благородию, командиру батареи лейтенанту Бурлеа!
- Ишь ты, - засмеялся находившийся в землянке Дельсаль, - всех командиров знает.
Вот это вестовой!
Чётко повернувшись кругом, Колька выскочил из землянки.
На дне траншей и воронок блестела вода. Земля не успевала просохнуть. Уже несколько дней подряд, ненадолго прерываясь, лил дождь.
Не доходя до батареи, мальчишка заметил в ещё зелёной траве золотистую шляпку гриба. Он раздвинул жухлые листья над травой и обнаружил целое семейство сыроежек. Колька снял бескозырку и быстро наполнил её грибами. «Снесу командиру - зажарим», - решил он и зашагал быстрее.
Не доходя до батареи, он увидел высокого парнишку в мичманке и направился к нему.
- Мне до командира вашего. Где разыскать? - независимым тоном произнёс Колька.
- А ты откель будешь? - последовал вопрос. - По какому делу? - Парнишка, как бы невзначай, повернул к Пищенко георгиевский крест на мундирчике.
Колька оробел. Он уже сообразил, что это и есть тот самый Василий Доценко, о котором он много слыхал. Но виду не подал.
- Я с пакетом. Вестовой от лейтенанта Забудско-го, - и с подчёркнуто независимым видом бросил: - Проводи!
Они подошли к землянке командира, и уже у двери Василий буркнул:
- Я тебя подожду тут.
- Ладно, - согласился Колька, - тогда грибы посторожи, - и высыпал свою добычу Доценко.
Минут через десять они уже сидели у вала (там было суше), и Василий деловитым тоном допытывался:
- Ты на баксионе с бонбардировки?
- Нет, я тогда на Малахове был.
- Ая при отце с самого что ни есть спервоначалу. Как с кораблей нас перевели. Я ведь на «Кагуле» был в экипаже.
- Да ну? - не поверил Колька.
- Крестом могу поклясться! Я с малолетства при отце. Мы ведь и на Синоп ходили, - небрежно добавил Василий.
Колька, не зная, завидовать ему или удивляться, взволнованно спросил:
- Ив сражении был?!
- А то как же! Наш фрегат два раза горел, но и туркам жару дал!
- И Пал Степаныча Нахимова в бою видел?!
- Как тебя, - расхвастался Доценко, - их превосходительство на «Императрице Марии» были. Мы с ней в кильватер вошли в бухту.
Увлёкшись, Василий выхватил из Колькиной бескозырки гриб и поставил его вниз шляпкой на банкет.
- Вот тута стоял наш корабль. А «Мария» была здесь, - он поставил рядом второй гриб. - Турки - те у берегов были…
Грибы один за другим выстраивались на валу.
- Корабли как открыли огонь… - Доценко быстро подобрал на земле несколько камней и, передав часть Кольке, приказал: - Ты бей с левого борта, а я с правого. Пли!
Колька мгновенно оценил обстановку. Град камней посыпался на грибы.
- Ещё раз… Пли!
Мальчишки ожесточённо бомбардировали «турецкую эскадру» с двух бортов. Через минуту грибы превратились в серое месиво, и Василий, облегчённо вздохнув, сказал:
- Всех турок пожгли! А их главный паша саблю свою Павлу Степанычу сдал. Батю моего задело тогда, но лекаря выходили.
Колька, возбуждённый «сражением», забыв о гордости, попросил:
- Дай крест подержать.
Парнишка отцепил Георгия и протянул его Кольке.
- Батя твой тож с кораблей?
- Тридцать седьмого экипажу, - ответил Колька, рассматривая крест.
- А сам со Слободки?
- В Аполлоновой балке жил, - и неожиданно спохватился: - Ой, да мне ж на батарею давно пора!
Он попрощался со своим новым товарищем и зашагал вдоль бруствера. Уже у блиндажа, поправляя бескозырку, вспомнил о грибах: «Не получилось поджарки!» И перед его глазами возникло серое грибное месиво «турецкой эскадры»…
В землянке было жарко и накурено, кроме Забудского и Дельсаля, сидели ещё два незнакомых Кольке офицера. На столе горела лампа, офицеры играли в карты.
Мальчишка попробовал проскользнуть незамеченным, но Забудский, вроде и не смотревший на вход, нарочито громко произнёс: