- Огонь!
Орудие, выплеснув огненный столб, откатывалось назад. Взбухали мышцы матросских рук - подтягивали лафет на колёсах. Быстро заряжали. И снова - огонь! Били прямой наводкой, не замечая взрывов английских снарядов.
Против Малахова англичане поставили две батареи восьмидюймовых орудий, отлитых в Ланкастере. Это была новинка артиллерийской техники - первые пушки с витым каналом. Они без труда доставали наши укрепления с расстояния пяти-шести километров. Многие укрепления уже были разрушены. Не успевшие слежаться земляные насыпи осыпались от взрывов - их укрепляли под градом осколков.
Мимо пронесли раненного в живот. Носилки были заляпаны кровью. Солдат жутко кричал…
Колька с нарастающим ужасом смотрел на этот ад. Только сейчас он начинал понимать, что скрывалось за дымом и грохотом Малахова кургана. Мальчишка попятился и упёрся в маленькое окошко, залепленное бычьим пузырём. Он прошёл вдоль стенки и по глиняным ступеням спустился в землянку - там никого не было.
На топчане одиноко горела свеча, тревожно колебалось пламя, и было удивительно, как оно до сих пор не погасло. На полу валялся перевёрнутый самовар. Колька хотел было поднять его, но в это время у землянки раздался крик:
- Охотники, за мной!
Ещё ничего не понимая, мальчишка выскочил наверх. Увидев бегущих солдат и матросов, он кинулся вместе с ними.
- К пороховому погребу!
Английское ядро с горящим ‘фитилём, шипя, как уж, вертелось на крышке зарядного ящика. Ещё секунда - и взрыв неминуем!
Солдат, бежавший впереди, бешено заорал:
- Оттаскивай!
С десяток рук вцепились в оглобли и потянула ящик в сторону от порохового погреба. Колька ухватился тоже, забыв о своём страхе, и лишь одна мысль стучала в голове: «Быстрее, быстрее!». Он почти не понимал, зачем и куда они бегут - сознание чего-то страшного двигало им.
- Разбегайсь! Ложись!
Колька на долю секунды замешкался, но тут же кто-то сильно толкнул его.
Мальчишка очутился в канаве. Раздался взрыв.
Ещё не успев прийти в себя, он услышал насмешливый голос:
- А ты, братец, откедова взялся?
Матрос со светлым вьющимся хохолком, отряхиваясь, поднял с земли бескозырку. Его немного на выкате голубые глаза удивлённо смотрели на Кольку.
- Откедова, курносый? - повторил он.
Мальчишка, заикаясь, пролепетал:
- Я… к дяде Махоре.
- К какому ещё Махоре? - светлые усики матроса смешливо задёргались.
- У седьмого орудия. Мы с Максимом ядра подносим. Потухшие.
- Максима не знаю. И Махору тож. А насчёт ядер - это ты молодцом.
- Мы сейчас за другим пойдём, - осмелел мальчуган.
- Ну, ну, ещё прибьёт! Погодите, утихнет малость, - и, хлопнув Кольку по плечу, матрос выскочил из канавы.
Мальчишка поспешил назад к землянке, где должен был дожидаться Максима. Тот был уже здесь. Колька радостно бросился к товарищу. Ему хотелось немедленно рассказать, что произошло с ним.
Но Максим, глядя куда-то в сторону, проговорил:
- Убило Махору. …Они сидели прямо на земле и молчали. Потом так же молча поднялись и направились к оставленному ядру. В течение часа они перенесли ещё с десяток не-разорвавшихся снарядов.
Канонада не ослабевала. Уносили раненых. Таяла орудийная прислуга. Жерла пушек раскалились от беспрерывной стрельбы. По всей семикилометровой линии обороны время от времени то здесь, то там раздавалось многоголосое «ура!». Это на батареях приветствовали прямые попадания наших снарядов.
Уже не одну батарею англичан и французов заставили замолчать русские бомбардиры…
На Малахов курган приехал Корнилов.
Ребята ещё издали увидели его и перебрались поближе к оборонительной башне, куда направлялись адмирал и штабисты.
С самого начала бомбардировки Корнилов не покидал бастионов. Его высокую стройную фигуру видели гам, где труднее всего приходилось защитникам. Воспаленно блестели глаза на его усталом худощавом лице - последнюю неделю он почти не ложился спать.:›то благодаря его энергии и воле неожиданно для прага выросли укрепления в южной части города.
Владимир Алексеевич подъехал к Малахову со стороны Докового оврага. В генерал-адъютантской шинели, на гнедой лошади с белой гривой он казался особенно хрупким и даже болезненным.
Увидев своего адмирала, матросы 4-го экипажа закричали «ура». Корнилов улыбнулся, снял фуражку и красивым, мягким движением вытер со лба пот. Потом он сказал:
- Будем кричать «ура» тогда, когда собьём английскую батарею, а покамест только вот эта, - он показал в сторону французской «шестиглазой», - только она замолчала.