На следующий день погода испортилась. Нода был прав: видимо, приближались дожди.
Колька и отец с утра возились у мортиры.
- Главное - пыж вогнать потуже, чтоб никаких зазоров, - пояснял Пищенко-старший.
- Как зазор прорвёт - считай, не долетела.
- Батя, а ежели ствол не пробанивать кажен раз - чего тогда будет?
- Приварит ядрышко. Да ещё гляди - дуло разворотит. Уяснил? А теперь командуй наводку… Посмелее… Прямо вон по тому валу!
Колька прищуривал глаз и, глядя вперёд, чеканил:
- Поддать вверх! Так, так… Чуть ниже… Воротить резче! Стоп!.. Глядите, батя.
Тимофей проверял наводку и давал новое задание. Он был рад, что у мальчишки так здорово получается, то и дело приговаривал:
- Вырастешь - пойдёшь на артиллериста учиться. Грамотным станешь. А потому пушку знать нужно почище своего ранца!..
И вновь и вновь принимался растолковывать Кольке, как получше проткнуть картуз (мешочек с порохом), отчего бомбу «на стропке держат» и как часто менять запальную трубку.
- Вот Кондрат Суббота покойный мудро придумал про нарезные трубки. Пока кондуктора наши обмере-куют! А тут уже бомбардиры нарезные запальники вставляют - оно и легче теперь, и время малость сокращает…
- Дядьку Кондрата их благородие Алексей Петрович Дельсаль самолично хвалили за придумки, я сам был при этом, - говорил Колька, быстро опуская в ствол заряд.
- А теперь пыж! - поторапливал отец. - Сворачивай живее! Молодцом! Прибойник не криви! Так!..
Подошёл Евтихий Лоик. Он посмотрел, как Колька орудует у мортиры, и одобрительно заметил:
- Ладно выходит, пострелёнок. Глядишь, ещё батю перещеголяешь!
- Чему быть, того не миновать, - улыбнулся Тимофей.
- А ты чего это так паклю запускаешь? - поинтересовался старый бомбардир.
- Оно вроде лучше выходит, - ответил Колька.
- Всяк канонер на свой манер!
В это время из за соседнего орудия послышался чей-то голос:
- Николка, к тебе гостья заявилась!
Головы повернулись налево. К батарее подходила Алёнка - маленькая Голубоглазка, как все уже называли её.
Колька на секунду даже испугался: наверное, все заметили, как зардел! «И чего это взрослые решили, будто она ко мне?» - уговаривал он себя успокоиться. Но продолжал стоять, как вкопанный.
- На, руки протри, - сказал отец и протянул сыну немного ветоши. Он почуял, как смутился мальчишка, и потому нарочно проговорил буднично и даже отвернулся к орудию. Колька обрадовался этой невысказанной поддержке и, не зная, как отблагодарить отца, почему-то сказал:
- Алёнка это.
А сам подумал: «Чего я мелю?»
- Так я вижу, что Алёнка. Руки, говорю, протри, - повторил отец.
- Николка, чего ж не выходишь встречать? - прокричал Нода и пошёл навстречу Алёнке.
- А я не к нему вовсе…
- Не к нему? А к кому же тогда? - прищурил глаз барабанщик. - Уж не ко мне ли случаем?
- Я… - Алёнка смутилась, - меня маманя к вам послала. Узнать, не надо ли чего по домашности: сварить али поштопать…
- Ну, тогда звиняюсь, - матрос шутливо поклонился и, взяв девочку за руку, отвёл её к камням, застланным брезентом. - Покорнейше просим Голубоглазку присаживаться.
Алёнка опустилась на почётное сиденье.
- Бельишко принесла, должно быть? - спросил, подходя, Лоик.
- Не-е, бельишко к завтрему приготовим.
- Ну, к завтрему, так к завтрему, - согласился Нода, - оно вроде и не к чему нам нонче… Антонине Саввишне кланяйся за ласку. Работы ей и так вдосталь.
Подошёл Колька и подал Алёнке узелок.
- Это вот харчи, батя велел передать.
- Не надобно, - смущённо сказала Алёнка.
- Бери, это от нас всех, - поддержал Нода и добавил с хитрецой, - ну, я побег, дела ещё у орудия.
- A-а, да у меня тоже! - неестественно сказал Лоик и отошёл.
Колька подошёл к девочке.
- Тут я положил… окромя харчей… тебе… ну, значит, игрушку сделал… Это я самолично.
Алёнка хотела развязать узелок, но мальчик остановил её:
- Дома поглядишь…
- А какая она?
- А вот не скажу?
- Николка…
Тот сжалился.
- Отгадай - развяжем сейчас.
Алёнка на мгновение задумалась.
- Деревянная?
- Нет!
- Из глины?
- Нет!
- Николка…
Мальчик улыбался, довольный. Рядом послышалась песня: