А Голубоглазка продолжала ходить к орудиям. Колька каждое утро отправлялся по воду и за дровами. Но иногда в пути он вдруг вспоминал, что Алёнка там, на линии огня - становилось страшно за это маленькое, тихое существо, - он поворачивался и, забыв обо всём, бежал наверх, к пятому бастиону. Но тишина останавливала его - со стороны бастиона стрельбы не слышно. Кляня себя за малодушие, Колька поворачивал обратно.
Однажды он встретил Федота. Арба с ранеными медленно катилась по исковерканной мостовой, грохоча, как целая артиллерийская бригада. Колька подумал было улизнуть - ему очень не хотелось встречаться с кем-либо из старых знакомых, - но возница уже заметил мальчика и остановил лошадей. Колька вынужден был подойти.
- Здорово, браток! - ласково сказал Федот, слезая на мостовую. Кони повернули головы и, узнав парнишку, радостно заржали. Колька непроизвольно улыбнулся и в ответ погладил вспотевшие добрые морды.
- Узнали, труденыши, - расчувствовался Федот. - Да и как не узнать, ты их небось хлебом своим кормил! Думаешь, я не замечал? - и он хитро улыбнулся мальчишке.
- Кормил, - согласился Колька и тоже улыбнулся.
- Слушай, браток, сидай ко мне, - Федот указал на арбу, - прокатимся и заодно побалакаем, а то калеченые стонут - надобно быстрейше в гошпиталь доставить.
Колька хотел было отказаться, но потом молча подтянулся и сел на краю сиденья.
Арба покатилась дальше.
- У кого приютился? - спросил после минутного молчания Федот.
- У Антонины Саввишны.
- А! Это добре. Зайти надобно. Привет ей передавай. Не забудь.
Колька пообещал. Кто-то громко застонал сзади. Федот повернулся и привычно бросил:
- Держись, родимый. Гошпиталь уже близко, зашьют, приладят - плясать будешь!
Колька опустил голову. «Сколько раз на день он повторяет эти слова!» - мелькнуло в голове.
А Федот продолжал:
- Ветрел на днях дружка твого - Василия Доценко. У него… тоже… отца… Остался при батином орудьи. Теперь, говорит, вдвойне мстить нехристям буду…
Они замолчали. Незаметно телега подкатила к госпиталю. Начали выносить раненых.
Колька прошёл за носилками в большой, высокий зал. Ударило запахом пота и лекарств. Он огляделся. Почти у входа над одной из коек склонился врач в белом халате и в чёрной шапочке. Он говорил:
- Я понимаю твою ненависть к сей войне. Только ненависть ненависти рознь. Тех, кто пришёл на нашу землю, чтоб залить её кровью, я, врач, готов убивать вот этими руками, которые каждодневно спасают жизни…
Колька подошёл ближе к доктору. Его жестковатое волевое лицо светилось такой убеждённостью, что мальчишка непроизвольно подумал: «Хоть бы не замолчал, хоть бы говорил ещё!»
И человек в чёрной шапочке продолжал:
- Вот какой ненавистью сильны мы. На всё идём - только чтоб враг земли нашей не топтал! Корабли затопили в бухте - пусть,не войдут паруса чужие!
Колька неожиданно спросил:
- А может так быть, чтоб по всей земле никакой войны никогда не было?
Доктор, словно продолжая говорить с раненым, так же запальчиво ответил: её - Люди дружить обязаны. А они не хотят. Кровь разменной монетой стала. Но когда-нибудь будет земля без войн! - и вдруг остановился: - А ты кто такой? - и неожиданно закричал: - Кто пустил без разрешения?!
Николку словно ветром сдуло.
Во дворе подошёл Федот и, тронув мальчишку за плечо, сказал:
- Поехали, отвезу обратно… - Уже на Екатерининской улице возница проговорил: - А знаешь, кто тебя выдворил? Это что ни на есть самый главный врач - Пирогов Николай Иванович…
В этот день мальчик возвратился в Кривой переулок позднее обычного.
А ночью ему приснился сон.
Низкая длинная землянка. В глубине - несколько огоньков, и голоса то наплывают, то вновь откатываются, словно прибой. А он никак не может уловить, кто это говорит: то ли его командир Забудский, то ли поручик Дельсаль. Да и слова какие-то странно знакомые. «Солдат воюет за Отечество, не за вас, не за меня и не за питерского барина, господа, - за Отечество!». Качаются огоньки над столом, и вот уже стол оказывается палубой корабля, который неумолимо тонет. Медленно исчезают огоньки в дрожащих водах Большого рейда. Парусник ложится на дно, чтоб не пропустить корабли врага в бухту. На дне темно и беззвучно… …Утром Алёнка, как обычно, собралась уходить.
- Ты куда? - остановил её Колька.
- На баксион. Я теперь на пятый хожу - ближе.
- И я с тобой.