Костька Павлов взял лист бумаги и стал рисовать эмблему, которую выдумал я. Получилось здорово! Александру Ивановичу тоже понравилось. И даже Светка сказала: «Хорошо». Но ее похвала дня меня ничто.
Ура! Завтра у нас первый парад!
Вторник — день особенный
Обычный рабочий вторник. Еще не наступило время обеденного перерыва, все двигалось своим чередом, как вдруг по проспекту Коммунаров рассыпалась барабанная дробь. Запела труба. По улице шел оркестр. А за ним шагали «искатели». Веселое знамя с улыбающимся Гайдаром летело по ветру. Впереди колонны шли трое мужчин и девушка с белой копной волос.
Колонна свернула к скверу, где была братская могила погибших за революцию коммунаров. Смолк оркестр. Приспущено знамя. Раздались слова команды:
— Отряд «Искатель», принять присягу!
…Что думаешь в эти минуты ты, Никита Березин, ты, Валька Чернов, ты, Сережа Буклин, ты, Света Васильева, вы, мальчишки и девчонки большого и тревожного времени, дети двадцатого века! Прислушайтесь к голосам своих дедов! Революция продолжается! Вы уже не играете, вы вступаете в мир необыкновенный, волнующий и трудный!
Вспомните «Взвейтесь кострами, синие ночи»! И вот они рядом: Павка Корчагин, в выгоревшей буденовке, Тимур и мальчишки из его команды, Саша Чекалин… Вдумайтесь, дорогие мальчишки и девчонки — самое лучшее и беспокойное племя на свете, — вдумайтесь, какое великое дело, дело, завоеванное революцией, предстоит продолжить вам, капитанам будущих открытий!
— Отряды, сми — и-р — но! Равне — ние на революцию!
Впервые у себя дома Александр Иванович принимал гостей. Потертые чемоданы заменяли стулья. И раскладушку поставили к столу. На столе стояла бутылка шампанского, три стакана и банка из‑под сметаны, заменяющая четвертый стакан.
Ужин был адмиральский. Картошка в мундире, банка крабов, селедка на газете. И двести пятьдесят граммов «Мишек». От картошки шел вкусный пар, лоснилась жирная спинка селедки.
Машу посадили на раскладушку. Андрей сел на подоконник. Александр Иванович и Виктор — на чемоданы.
Пашкову все время казалось, что Маша чувствует себя неловко в этой холостяцкой квартире. И от этого он смущался, говорил невпопад.
А Маше нравился этот по — студенчески безалаберный стол, где «мишки» соседствуют с селедкой, а хозяин такой симпатичный бука. «Почему его так сразу полюбили ребята?» — думала она.
…Странные дни начались в редакции. То было все привычно: планерка, макет, выпуск газеты. А теперь часто речь шла не о газете, а об отряде «Искатель». И уже все привыкли, что в кабинете Воронова был почти всегда Пашков. Кое‑кто это осуждал, говорили: «Мы же газета, а не детский сад». А Маша вдруг заразилась отрядом, чего сама не ожидала. Число ребят катастрофически росло. Они шныряли по редакции, то и дело открывали двери в кабинеты, просили бумагу, клей, звонили кому‑то по телефону. Воронов, которого все считали строгим шефом, только улыбался, когда ему жаловались сотрудники. Больше того, мальчишки добрались и до кабинета главного. Они заходили к нему без всякой робости, и Воронов, становясь совсем несолидным, размахивал руками, смеялся и спорил по поводу какой‑нибудь новой идеи заместителя начальника штаба Никиты Березина.
И вот сейчас в комнате у Пашкова разговор опять шел о мальчишках.
— Вы знаете, друзья, — начал Ребров, — я был сегодня в обкоме комсомола. Там только и разговору, что о нашей затее. «Искатель» получает прописку!.. Да, чтобы не забыть, палатки можно будет получить хоть завтра.
— Послушай, Саша, — улыбнулся Воронов, — а ты не думал, что, когда сегодня ты так лихо маршировал с мальчишками, тебя случайно видели сослуживцы… Представляю, конфуз: серьезный инженер серьезного треста и с мальчишками… При всем честном народе… Под барабаны…
— Наоборот, это делает честь тресту, — улыбнулся Пашков, а про себя подумал: «Не дай бог, если видели!»
На инженера Пашкова в тресте посматривали с усмешкой: «Чудак! Ни кола, ни двора, ни семьи. Уж возраст такой, пора бы и остепениться». А он не хотел остепеняться. Он всегда недолюбливал слишком степенных людей.