И будто догадавшись, о чем думал Пашков, Маша сказала:
— Страшно люблю чудаков! Помните у Хикмета: «На чудаках земля держится…» Так выпьем за чудаков!
Пашков неловко разлил по стаканам шампанское.
— Я помню, ваш редактор, когда он еще был матросом, писал стихи, и нам они очень нравились… Андрей, как это там… «И только море, день и ночь…»
— Нет, я лучше другое… Ты знаешь, когда мы сегодня стояли в сквере… В общем слушайте:
— Браво, браво! — Виктор Ребров слегка похлопал в ладоши. — А вы знаете, когда сам редактор пишет стихи, это уже кое‑что…
— Я предпочитаю писать корреспонденции, а стихи для себя.
Где‑то на улице забренчала гитара. Не вставая с подоконника, Андрей толкнул створки окна, и в комнату вошла песня про сказочную страну Карелию, где над соснами высоко в небе плывет озеро в острых искорках звезд.
Бренчала гитара. Пахло рекой и молодой травой.
И Маша вдруг вспомнила университет, Москву. Как это все далеко и близко! Вначале в газете на нее смотрели как на дипломированного птенца. Литработника Андрееву переводили из отдела в отдел. Потом пришел новый редактор, Воронов. И все как‑то само собой изменилось. Он не читал ей нудных нотаций, как это делалось раньше. Воронов просто предложил ей заняться подростками. Ей вообще‑то было безразлично: подростки так подростки. Как-то пришло письмо в газету о трудной жизни одного мальчика. И она написала статью: «Кто в ответе за Валерку?» Статью читали. И даже ответственный секретарь, желчный, нервозный человек, Тарас Яковлевич Крымов на планерке сказал, что материал ничего. А потом появился Пашков. Странно, какой‑то там инженер — экономист взбудоражил всю редакцию. Мальчишки и девчонки стали темой номер один.
Пашков думал совсем о другом. Прошло уже десять дней отпуска. Суматошных, тревожных десять дней. Быть может, он зря взял на себя роль командира мальчишек. Раньше ему казалось, что все это гораздо проще. Теперь все обрастало целой сетью сложностей и неожиданных препятствий. И как бы он ни отгонял его от себя, все время в его мыслях вертелся один и тот же вопрос: «А получится ли из этого что‑то?»
Глядя на лица гостей, он старался поймать и у них эту затаенную тревогу. Но все смеялись, пели песни. И он тоже смеялся и пел. И ловил себя на мысли, что смеется и поет.
Расходились поздно.
Реброву и Воронову было по пути. Маша жила в новом микрорайоне, и Пашков вызвался проводить ее.
Сначала они стояли на автобусной остановке, но машины долго не было, и они пошли пешком до следующей остановки. Потом до второй, до третьей…
— Александр Иванович, у вас скоро кончается отпуск?
— Наверное, дней через двадцать.
— Ну, а что будет дальше?
— Будет то же самое.
— То есть?
— Ребята… Отряд…
— Значит, это для вас больше, чем игра?
— Значит.
Маша посмотрела на него радостно и благодарно. И Пашкову стало грустно возвращаться в свою неуютную квартиру, к двум потертым чемоданам, к машинке «Колибри».
— Я уже пришла. Спасибо.
Пашков пожал ей руку: «До завтра!» И зашагал в темноту.
Операция «РГ»
В это утро в штабе собрались почти все. Валька и Паганель накануне провели разведку в старый Кремль. И сейчас ребята слушали их рассказ.
Оказывается, на заднем дворе Кремля, у самой стены, есть неглубокий колодец. Всего метра полтора, не больше. С помощью Вальки Паганель спустился в него. Сначала он ничего не заметил: под ногами мох, сыро, на стенах капельки воды. Паганель сел на корточки и перочинным ножом стал ковырять мох. И вдруг его рука нащупала металлическое кольцо. Еще с час они по очереди выбрасывали из колодца мох. И наконец, они увидели массивную ржавую крышку люка. Они слышали, что отсюда идет подземный ход, сделанный еще заводчиком Демидовым и давно заброшенный.
Сначала они с Валькой решили открыть крышку люка, но она не поддавалась. Тогда они привязали к кольцу ве ревку и попытались дернуть. Веревка натянулась. Крышка не поддавалась.