— Вы не сердитесь, мы ж хотели как лучше, а вышло… — виновато сказал Валька, прожевывая бутерброд. — Зато мы вот что нашли… Там какие‑то бумаги.
В руках у Александра Ивановича оказалась сумка.
Из дневника Никиты Березина
9 июля
Все‑таки не везет мне! Я опять под арестом на двое суток. Теперь уже не убежишь. Как я тогда Александру Ивановичу в глаза смотреть буду?
Вчера был совет командиров… Даже что‑то не хочется вспоминать об этом совете… В общем я, Валька и Паганель сидим дома. Мама удивляется, уж не заболел ли. Пришлось наврать: «Надо художественную литературу подчитать, а то все запустил». — «Ну вот и умница», — сказала мама, а папа недоверчиво покачал головой.
Ребята сейчас, наверно, в Кремль пошли или, может, машину ремонтируют. А мы сидим…
Вон Кубышкин опять на балконе появился. Наверно, удивляется, что нас во дворе не видно. Скучно ему, не на кого орать. Сейчас пойдет с авоськой за пивом Кубышкин-Бубышкин…
А все‑таки мы не зря ходили. Сумка чего‑нибудь стоит! Вот не заблудились бы — и не нашли. Колумб ведь тоже заблудился и открыл Америку! Я это на совете командиров сказал. Да что толку!
Нет, все‑таки интересно, что там в сумке лежит?
11 июля
Ура! Мы на свободе! Столько новостей в штабе! Во — первых, «газик» почти готов! Но самое главное — в нашей сумке оказались важные документы. Письмо к какому‑то Седому из партизанского отряда, военная карта, обрывок партизанской газеты аж за сорок второй год и книжка «Овод», такая старая, что с трудом разобрали название. А страниц так вообще почти нет.
Пока мы сидели дома, ребята еще раз спускались в подземелье. Нашли заржавевший пистолет и шапку — ушанку со звездой. Значит, в нашем Кремле во время войны скрывались партизаны! На одной из стенок ребята разобрали надпись: «Может быть, никто не прочтет этих слов: нас осталось трое. Немцы перекрыли ход. Патроны кончаются. Если прочтете, то передайте Седому…» Дальше слова обрывались. А наши искатели прочли эти слова. И мы все поклялись у нашего знамени разыскать тех, кто остался в живых!
«Вчера расстреляли Ивана Черткова… А 26 октября пришел связной Фирюгин. Подозрение Седого оправдывается. Фирюгин рассказал, что Карташова видели с Сулиным. Сулин — осведомитель гестапо. Это подтверждают наши люди. Координаты Черткова знал только Карташов…» Дальше ничего не понятно. Какое‑то слово, не то зеленый, не то деление… Ничего не разобрать.
— Да, старик, это материал… — Воронов откинулся на спинку кресла, забарабанил пальцами по краю стола.
— М — да… Двадцать лет назад… Но ведь кто‑то из этих людей и остался жив… Пожалуй, стоит выступить в газете. «Тайна старой сумки»… Да, кстати, вчера у меня был Ребров. Я не совсем его понял, но, кажется, его испугал случай в Кремле.
— Да, случай не из приятных, но ты же знаешь, без этого не обойтись ни сейчас, ни в дальнейшем. Проще всего было собрать пай — мальчиков и девочек и устраивать с ними парадные линейки… Черт подери! У меня через десять дней кончается отпуск, а я еще очень мало сделал…
— Но — но, Чапай, побольше выдержки! Вот я сейчас немножко разгружусь с газетой, и махнем мы с тобой вместе с ребятами в какое‑нибудь путешествие.
— Ладно. Ты вот давай печатай «Тайну старой сумки». Уверен, кто‑нибудь откликнется… И пойдем мы в путешествие по местам партизанских боев.
…Сидят два человека в редакции. Одиннадцатый час вечера. Одного дома ждет семья. У другого в общем‑то пропал отпуск. Чудаки! Вдруг ни с того ни с сего заболели мальчишечьими делами. Редко так бывает! Пишут там разные справки о дурном влиянии улицы, докладывают, кого «охватили», а кого «не охватили», столько‑то кружков создано, столько‑то металлолома собрано. Летает над этим символическая галочка, бумажная птичка! И только‑то!.. Сидят два человека в редакции. Побольше бы таких чудаков!
Как «Искатель» приобрел колеса
Поедет или не поедет? — шептал Паганель. — Поедет или не поедет?
— Ты чего колдуешь? — дернул его за рукав Валька Чернов. — Конечно, поедет!
«Чих — чих!» — Из выхлопной трубы вылетело белесое облачко. И старый «газик» под крики «ура» тронулся с места. Сто пар ребячьих глаз восторженно засияли. Даже угрюмый Костькин дядя был прощен. А у Александра Ивановича ладони прилипли к рулю, и он почувствовал, что лоб у него мокрый. В общем‑то он и сам не очень‑то верил, что эта старая керосинка тронется с места. Сзади на сиденье ерзал Никита Березин. Зинка — большая кричит от восторга что‑то непонятное.