— Революцию делают не дети. Но она совершена для них, во имя их и мимо их умов пройти никак не может.
— Ну этот спор не для нашего собрания. Екатерина Ивановна, скажите, что собой представляют ученики Абдулажанов и Горин?
— Это мои лучшие ученики. Способные, дисциплинированные. И если хотите знать мое мнение о сегодняшнем происшествии, то в нем повинен только батюшка, и мы, учителя, должны осудить его поступок.
— Вот, вот, — загремел голос батюшки, — вот она, потатчица. От нее и вся смута в классе.
В кабинете поднялся шум. Сразу заговорили несколько человек. Видимо, часть учителей поддерживала батюшку, а другая — Екатерину Ивановну. Застучал карандаш по графину, и шум стих. Опять заговорил Никита Григорьевич:
— Завтра я на заседании Совета рабочих депутатов поставлю вопрос о том, что в нашей школе применяются телесные наказания и что заведующий школой их одобряет.
— Вы меня Советом не пугайте, я ему не подчиняюсь! — сорвался заведующий.
— А мы вас заставим уважать рабочий Совет.
Со следующего дня занятия в классе пошли своим обычным порядком. Только батюшка перестал ходить на свои уроки. И заведующий ни разу до конца учебного года не бывал в классе.
Кому нужна такая революция?
Итак, школа окончена. Пять учебных лет позади. Максим не представлял, что ему будет так жалко расставаться со школой. Ведь последние два года он мечтал скорее закончить учебу и поступить в главные мастерские. А может быть, он подсознательно чувствовал, что кончилась пора хоть и не совсем беззаботного и безоблачного, но все же детства.
Максим и Газис твердо решили идти работать, может, слесарями, а может, и столярами. Как удастся устроиться. Володьку Екатерина Ивановна решила «тянуть» дальше: осенью он поступает в гимназию.
Но все расчеты ребят рассыпались в прах. Главные мастерские не брали учеников, потому что резко сократился ремонт паровозов и вагонов.
Ребята перепробовали несколько работ. Торговали газетами. Но дело оказалось ничего не стоящим. В прошлом году на барыш от трех газет можно было купить либо булку, либо полтора фунта хлеба, а теперь для этого надо продать десятка полтора, а то и два газет.
Ощутимо надвигался голод. Хозяева пекарен придерживали муку, взвинчивая цены, и на дверях лавки частенько появлялась записка: «Нынче хлеба не будет».
Больно было видеть, как мать за обедом разламывает свой кусок хлеба и подсовывает Коле или Васе: они маленькие.
А отец будто не замечал навалившейся на семью нужды: Правда, был очень занят и в Совете, и в профсоюзе, но, приходя домой, а это бывало не каждый день, он, как и прежде, весело здоровался. Исхудал, потемнел лицом, а глаза светятся.
Однажды мать пожаловалась отцу на нужду, а он ей в ответ:
— Потерпи, Любаша, теперь уже скоро. Ты знаешь, какая жизнь будет!
Что имел в виду отец, Максим не знал. Хотел расспросить, но не получалось посидеть с ним один на один и поговорить по душам.
В Нахаловку приехал управляющий дачей Гусаковых и стал набирать ребят на работу. Условия показались блестящими. Шутка сказать: десять рублей керенками в день и харч хозяйский.
Максим боялся, что мать будет против, но она сразу же согласилась. Больше того, пошла к управляющему и упросила взять еще и Катю: хоть сыты будут, и дома ртов поменьше. Газис тоже решил наняться, Абдул Валеевич поступил на лесопильный завод, и в это лето они не поехали выжигать уголь. Екатерина Ивановна сначала возражала, но под напором ребят согласилась отпустить Володьку.
К полудню управляющий усадил ребят в бричку, и пара сытых лошадей покатила их на дачу Гусакова.
Когда приехали, управляющий приказал их накормить, а потом до вечера отпустил на озеро купаться. Предупредил только, чтобы спать ложились пораньше, а то завтра вставать с восходом солнца. Катю он забрал в дом, она будет нянчить его ребенка.
Пришли на озеро. Накупались и улеглись на траву, и жизнь показалась совсем прекрасной. Сыты, наплавались, греются на солнышке, чего еще надо. Словом, повезло.
Со стороны усадьбы донесся топот. Из-за деревьев вынеслась лошадь, а на ней девчонка. Ребята засмотрелись на наездницу. Максим и Газис, уже немало поездившие верхом, сразу оценили ее ловкость и умение управлять конем. Длинные волосы черным флагом развевались за ее спиной, а она все настегивала лошадь концом повода и только у самой воды перевела ее на рысь.
Лошадь поплыла к противоположному берегу, а девчонка, свалившись с ее спины, легко поплыла рядом, держась одной рукой за гриву, а другой слегка подгребая. Наконец лошадь вышла на мелкое место и остановилась.