Максиму пришла на ум озорная мысль. То ли ему захотелось показать ребятам, что он не такой, каким они его считают, то ли перед Соней хотел похвастаться.
Обойдя лошадь, он разбежался и, оттолкнувшись о круп руками, вспрыгнул ей на спину. Лошадь рванулась вперед. Уже на скаку Максим перебрался в седло, подобрал поводья, вставил ноги в стремена и разогнал лошадь вскачь.
Проскакал немного по дороге, в поле развернулся и, подгоняя лошадь пятками, начал выжимать из нее еще большую скорость. А подъезжая к стану, вдруг встал в седле и так, выпрямившись во весь рост, подъехал к ребятам, спрыгнул прямо со спины, сделал по инерции пробежку, остановил лошадь и подал Соне повод.
— Ой, Максим, как здорово! — воскликнула Соня. — Научи меня.
— А че тут учить? Сама сумеешь.
Но тут вмешалась тетя Марфуша:
— Хватит, хватит, ребятки, пошли работать.
— Вы идите, а он останется, — сказала Соня.
— Как же я останусь? Ты что? — удивился Максим.
Соня надула губы и сердито смотрела ему вслед. Через минуту она побежала за ребятами. Догнала тетю Марфушу и попросила:
— Примите меня работать.
— Что ты, детка, не господское это дело.
— Думаете, не сумею, да?
— Чего ж тут не суметь, сумеешь. Только ручки твои жалко. Ну, становись, попробуй.
Соня дулась на Максима. Разговаривая с тетей Марфушей, она старалась не глядеть на него, но глаза сами косили в его сторону. И когда она встала в ряд с ребятами, то оказалась почему-то рядом с ним. Максим посмотрел на ее руки с тоненькими жилками, синеющими сквозь бледную кожу, и ему стало жалко ее.
— Как же ты будешь играть на рояле, ведь руки сейчас поколешь.
— Ну и пусть, — задорно дернув носиком, ответила Соня.
Потом спросила:
— Хочешь, я тебе сегодня полонез Огинского сыграю? Ой!
— Ты что?
— Трава колючая.
— Я ж тебе говорил. Бери пониже, тогда не так колко.
— Знаешь, я лучше вот эту траву буду дергать, она мягкая.
— Да ведь это картошка!
— Не ври, картошка не такая, картошка круглая.
— Ну и дуреха же ты.
— Я дуреха? Ну и рви траву сам, а я с тобой не буду больше разговаривать.
Соня дернула плечиками и быстро пошла с поля.
Максиму стало не по себе. Он хотел побежать за ней, сказать, что никак не хотел ее обидеть, но увидел, как на него со всех сторон смотрят ребята, и остался на месте. А Соня села на лошадь и тихо поехала на усадьбу. Максим уткнулся в землю и с ожесточением стал дергать траву. Он не чувствовал ни уколов осота, ни палящего солнца и не заметил, как ушел далеко вперед от ребят. К нему подошел коренастый паренек, которого звали Ванчей.
— Ты чего это больно стараешься? — спросил он. — Подлизываешься к хозяевам? С Сонечкой вон заигрываешь.
— Я?!
Максим задохнулся от обиды и злости.
А Ванча продолжал:
— Работай наравне со всеми, а то ребята устроят тебе темную.
Максим молча повернулся в обратную сторону и начал полоть навстречу Володьке. В это время тетя Марфуша что-то сказала Ванче, ушла вперед и улеглась под кустом.
— Чего это она? — спросил Газис.
— Ой, ребятки, — запричитал Ванча голосом тети Марфуши, — поясницу разломило. Ревматик проклятый. Я полежу капельку, а вы уж мою полоску прогоните.
— Дрыхнуть пошла, а мы за нее должны работать, — сказал кто-то из мальчишек.
— Помалкивай. Нам без нее еще лучше.
И действительно, без тети Марфуши работа пошла кое-как. Ребята переговаривались, бросались травой.
Темп был такой, что даже Володька не отставал. Так прошло около часу. Вдалеке из-за усадьбы показалась лошадь, впряженная в шарабан.
— Хозяйка едет! — крикнул Ванча и, пригнувшись, побежал к кусту, где спала тетя Марфуша. Он чуть тронул ее за плечо, она мгновенно вскочила и довольно прытко (куда девался «ревматик проклятый») побежала к ребятам.
Сразу же склонилась над рядком и как ни в чем не бывало принялась работать.
Лошадь остановилась возле работающих. Максим оглянулся и увидел в сверкающем черным лаком шарабане Гусачиху. Рядом с ней сидела красивая женщина. В вытянутых, одетых в длинные перчатки руках она держала ременные вожжи. Максим догадался, что это и есть Сонина мать.
Гусачиха сошла с шарабана и, обходя прополотое поле, ворчала:
— Плохо смотришь, Марфа, за ребятами. Разве так работают? Солнце уж вон как высоко, а вы почти ничего не сделали. Деньги вам платим, кормим.
— Марья Дмитриевна, а кормите вы плохо. Утром мы не наелись. Дали нам супа столько, сколько и вчера. А вчера было десять человек, а нынче тринадцать.