— Кто там? — раздался хриплый со сна голос кухарки.
— Тетенька, это я, дайте, пожалуйста, ложечку кислого молока.
— Какого еще молока, поди прочь.
— Тетенька, пожалуйста, у Володьки руки очень болят.
— Да что ты пристал, полуношник, поди, говорю, прочь, дай поспать.
— Тетенька, ну, пожалуйста, мы вам завтра что хошь сделаем, дров наколем, воды натаскаем.
— А, пропади ты пропадом, пристал как банный лист. Ну подожди.
Кухарка загремела коробком спичек, зажгла свечку.
— Пойдем. Что там с твоим Володькой?
— Да у него от осота руки болят и солнышком спалился.
— Так бы и сказал. Тут молоко не поможет, сметану надо. Веди его сюда.
Когда Володька снял рубашку, кухарка молча осмотрела его, густо смазала плечи, руки, лицо сметаной. У Володьки от боли потекли слезы.
— Надо было сразу прийти ко мне, а, теперь терпи, — ворчала она. — Завтра на работу не ходи. Я тебя накормлю, только не болтайте никому. И про сметану молчок. У наших хозяев всего хоть и полно, а за ложку сметаны горло перегрызут. Эта-то, докторша, ничего, и сам доктор добрый, а Гусачиха — упаси бог.
— При чем здесь доктор с докторшей? — спросил Максим.
— А как же, они такие же хозяева, как и Гусаков, на паях. И расходы и доходы — пополам. Ну ладно, однако, ступайте-ка к себе. Спать-то уж мало осталось.
На другой день Володька проснулся, когда кухарка, покормив ребят, уже вернулась с поля. Ему стало стыдно своего безделья, и он засобирался на работу. Кухарка принесла ему миску кислого молока и кусок хлеба.
— Молоко съешь, а что останется, помажь руки. И лежи, уж больно тебя солнышко обожгло.
Только она ушла, как тихо приоткрылась дверь, и в щель просунулась голова Кати.
— Володя, — громким шепотом позвала она, должно быть ничего не видя после яркого солнца. — Где ты, Володь?
— Здесь я, иди ко мне, — позвал Володька.
Катя проскользнула в сарай и села на солому возле Володьки.
— Ты что, Володь, захворал?
— Ага, а ты откуда узнала?
— Петр Петрович сказал. Взял, говорит, на свою голову дохляка, теперь вот нянчись. Он злой, говорит, кормить тебя не будет. На, вот тебе я пирожка принесла.
В это время со двора донесся крик:
— Катька! Где ты пропала, окаянная, не слышишь, ребенок плачет.
— У, какая, — буркнула Катя и убежала.
После обеда Володька вышел на работу. А на следующее утро до завтрака ребята поливали помидоры. И опять труднее всех было Володьке. Воду носили ведрами из озера. Он то и дело задевал утором за землю, расплескивал воду, и крутой берег, по которому приходилось подниматься, стал скользким. Володька упал, разлил воду и совсем испортил дорожку.
А потом друзьям поручили совсем легкое дело — поливать клубнику. Вся их обязанность заключалась в том, чтобы с помощью мотыги направлять воду. В одном месте запрудишь воду, в другом пустишь в нужную канавку.
…Так день за днем и пошла работа: то на прополке, то на поливке, то ягоду собирать. Хуже всего, оказалось, собирать клубнику. Попробуй-ка побыть целый день наклонившись. На прополке хоть можно стать на колени, иной раз сесть и даже лечь на бок. А здесь на клубнику не сядешь. Так и ходишь весь день согнувшись.
Но вот, наконец, и суббота. Работали только до обеда. Потом управляющий дал на всех кусок мыла, велел всем хорошо вымыться и постирать рубашки и штаны. Денег за проработанные дни не дал, сказал, что в следующую субботу сразу за две недели отдаст. И домой-де нечего ходить: далеко, как-никак семь верст в один конец.
«Забастовщики»
Прошла еще неделя. И снова наступила суббота, а с ней и расчет. Первой получила тетя Марфуша. Она села за обеденный стол и с просиявшим лицом медленно пересчитала деньги. Потом, все так же довольно улыбаясь, спрятала их за пазуху.
От управляющего с пачкой денег отошел Ванча. Пересчитав деньги, он побледнел.
— Как же так? Нанимал по десять рублей в день, а уплатил по пять, — сказал он Максиму.
— Как так? — Максим подошел к управляющему. — Петр Петрович, почему вы рассчитываете по пять рублей, ведь уговаривались по десять? — Ты, милой, что-то напутал. Это взрослым по десять, а вам-то за что? Вон Марфе я заплатил по десять, а вам по пятерке.
— Так мы же наравне с ней работали.
— Ну это ты сказки сказываешь. Разве такой шпингалет, как ты, может сравниваться со взрослыми?
— Мы пойдем в Совет жаловаться.
— Жалуйтесь хоть самому господину Керенскому. Где это видано, чтобы детишки получали наравне со взрослыми?
— Ребята, не получайте деньги, будем бастовать! — крикнул Максим.