«Дорогой Илья Ильич! Большое, большое вам спасибо за вашу доброту. Когда-нибудь вам отплачу чем-нибудь хорошим.
Максим».
Осторожно открыл окно, прислушался. Во дворе было тихо, только за углом дома у ворот прогремела цепью по проволоке собака. Максим тихо спустился в сад, начинавшийся прямо у окна. Когда повис на руке, почувствовал, как заныла спина. Но можно ли в такой обстановке обращать на это внимание? Не торопясь, чутко вслушиваясь в каждый свой шаг, передвигаясь от дерева к дереву, Максим добрался до забора. На ощупь нашел перекладину, а пониже дырку в доске, вставил в нее большой палец ноги, и так, цепляясь за что попало, взобрался на забор. Ну а повиснуть на руках и спрыгнуть на землю было уже просто.
Вот он и на свободе, идет по знакомой улице, полной грудью вдыхает теплый ночной воздух. Тревожная мысль подхлестывает его: вдруг Жорж со своим отрядом уже в Нахаловке, может быть, отец и все друзья его арестованы.
Максим побежал. Но с первых шагов больная спина дала о себе знать. Он сразу вспотел и начал задыхаться. Остановился. Появилось сильное желание лечь и выждать, пока боль утихнет. Нет, нельзя, надо бежать, скорее, скорее. Максим стиснул зубы и снова побежал. И удивительно, боль вроде бы подчинилась ему: приутихла, и чем дальше он бежал, тем она становилась глуше и глуше. Иногда он переходил на шаг, потом снова бежал, пока в легких хватало воздуха.
Вот и виадук. За ним версты полторы поле — и родная Нахаловка. Близкие, с детства обжитые места придали силы, и он снова побежал. Ну вот, наконец, и дом! Максим взглянул через окно в землянку. Мать сидит перед столом. Маленькая трехлинейная лампа едва освещает ее сосредоточенное лицо. Максим потихоньку постучал в окно и отошел к двери.
— Кто? — услышал он голос матери. — Максим? — удивилась она и распахнула дверь.
Максим коротко рассказал матери о предполагаемом налете.
— Беги к Абдул Валеичу, — сказала она, — кажется, наши там.
Максим подошел к землянке Абдула Валеевича обходным путем. Укрылся в тени от сарая и осмотрелся. Не заметив никого, двинулся к двери. Вдруг тяжелая рука крепко ухватила его за плечи.
— Ты чего тут шляешься? — услышал он сердитый шепот. Вгляделся, это Иван Ильиных. Рассказал ему. Иван постучал в дверь и ввел Максима в землянку. Здесь вокруг стола, на кровати, на табуретках, у печки сидели рабочие. В середине стола сидел отец.
— Максим? — воскликнул Василий Васильевич, увидев сына. — Ты как сюда попал?
Максим начал сбивчиво рассказывать.
— Постой, постой, а как ты попал к доктору Воронину?
— Меня в станице ранили, из ружья.
— Час от часу не легче. Ну хорошо, это потом. Насчет ареста верно говоришь?
— Верно, пап, Жорж сказал, что знает, как вас накрыть всех вместе.
— Гм, ну что ж, товарищи, перенесем наше заседание в каменоломню. Через час соберемся там. И ты, Максим, пойдешь с нами. Там и ночуешь. Дома тебе сегодня ночевать не след.
Когда Максим и отец вышли в степь и остались наедине, Максим продолжил свой рассказ:
— Ты знаешь, пап, Жорж сказал, что среди вас они имеют своего человека.
— Кто такой, он случайно не сказал?
— Нет, сказал только, что он с гусаковского завода.
— С гусаковского? Так у нас оттуда только Лубочкин.
— Папа! — остановился Максим. — Так ведь это он и есть!
— Почему ты так решил?
— А вот почему. В прошлом году он меня расспрашивал, не видал ли я дома такие железные палочки с буковками на концах. Я сказал, не видал. Потом он показал «Зарю», которую Вася печатал на острове, и говорит: «Ты, Максим, везде бываешь, собери мне десяток таких листков». А зачем ему?
— Да, об этом надо подумать.
Всю ночь юнкера рыскали по Нахаловке. Были у Гориных, у Абдула Валеевича, обошли чуть не все дома и к утру ни с чем ушли.
«Смерть Дутову!»
В сентябре Максима, Газиса и Володьку приняли в главные железнодорожные мастерские. Максим стал учеником слесаря в паровозосборочном цехе, Газис попал в вагонный цех учеником столяра-краснодеревщика, Володька пошел в электрический цех.
Но не долго им пришлось работать.
Как-то утром, семья Гориных только еще собиралась завтракать, в землянку ворвался запыхавшийся от быстрой ходьбы, возбужденный Никита Григорьевич.
— Революция! — с порога закричал он. — Наша, пролетарская революция!
— Что случилось? — вскочил ему навстречу Василий Васильевич.