Приходько несколько раз прочитал записку, заулыбался кисло. Записку он вернул, крупно написав: «Никогда!»
Не знаю, как мы поступили бы с Валеркой в тот день, если бы его не встретил после уроков у вешалки приземистый мужчина лет пятидесяти. Он был одет в белый дублёный полушубок, отороченный чёрной мерлушкой, новые валенки и серую шапку.
Голубые глаза незнакомца с любопытством оглядели нас и счастливо заблестели. Он погладил по голове какого-то малыша, настырно пробиравшегося к вешалке.
— Валера, как отзанимался? — взяв портфель из рук новичка, спросил мужчина. — Школа понравилась?
— Ничего, — пожал Приходько плечами, — а какая школа — сами видите, — равнодушно отвечал Валерка, неторопливо застёгивая пуговицы на кожаном пальто с каракулевым воротником. Пуговицы были смешные и необыкновенные — деревянные палочки в крапинку.
— А что, Валера, по-моему, школа неплохая, — почтительно возразил человек.
Мы обрадовались, что даже этот чужой нам человек не поддержал Валерку.
Наша школа на самом деле была в то время лучшей школой в Тайшете. Это была первая кирпичная школа, двухэтажная, с паровым отоплением.
— Поехали, Валерик, — пригласил человек в дублёнке новичка и пропустил его в двери вперёд себя.
Мы подождали, пока вышел этот странный дядя, а потом гурьбой повалили следом.
Недалеко от подъезда школы стоял игреневый жеребец, запряжённый в лёгкую кошёвку. На крутой шее лошади прядью лежала белая грива, хвост тоже был серебристый, а сам жеребец — тёмно-рыжий. Он сердито долбил ногой землю, грыз столб, к которому был привязан. Снег в этом году выпал скудно, поэтому копыта жеребца швыряли комья мёрзлой земли.
— Чего балуешь? — спросил мужчина ещё издали.
Жеребец перестал долбить землю и, гордо вскинув голову, заржал звонко, потом зафыркал капризно.
Валерка шёл по-прежнему впереди мужчины, ни на кого не глядя. Он привычно отбросил с заднего сиденья лосёвую доху и плюхнулся в кошёвку. Подошёл незнакомец, положил портфель возле Приходько, поправил доху. Мы стояли в стороне и, как в кино, смотрели на всё происходящее. Для нас всё было в диковинку: и жеребец-красавец, будто только что сошедший с картинки, и игрушечная кошёвка с расписными боками и узенькими, как у детских санок, полозьями, и облучок, подшитый кожей, и этот странный дядя…
На следующий день новичок опять приехал в кошёвке. Не успел он положить в парту портфель, как к нему подошёл Женька Чириков и спросил:
— Ты — пионер?
— Пионер, а что тебе? — вызывающе ответил Валерка и пригладил как всегда хорошо уложенные, красивые волосы. Чириков тоже провёл ладонью по своей волнистой шевелюре.
— Раз пионер, так чего ездишь, как барчук? — ел глазами Валерку Женька. — Так ездили только дети буржуев в гимназии. Неужели тебе не стыдно перед ребятами? Ты ж не калека!
— А тебя что, завидки берут? — упорствовал Приходько.
— Завидки? — удивился Женька. — Да я плевал на тебя и на твою кошёвку! — и он плюнул Валерке на сапоги.
Новичок покраснел до корней волос, замахнулся, но не ударил.
— Я не ударю, у тебя вон сколько заступников, — процедил Приходько. — Но и не прощу…
— Только тронь попробуй нашего Женьку! — пригрозил я. — Дело будешь иметь со мной. — И показал ему кулак.
С этого раза мальчишки нашего класса перестали замечать Валерку.
На переменах мы уже не бегали по коридорам и не хвастались, что у нас учится настоящий москвич, а долго, до хрипоты, перебивая друг друга, спорили о Валерке, называли его «буржуином».
Обожествлённый нами Валерка был свергнут Женькой.
…В тот день погода выдалась тихая-тихая. Синее небо с седыми прожилками висело на дымовых столбах, выпирающих из труб каждого дома. Нахохлившиеся от мороза воробьи мячиками прыгали по дороге.
Я пошёл проводить Женьку до дома. Он жил напротив мельницы, возле которой всегда грудились подводы с зерном. Год-полтора назад это была окраина Тайшета, а теперь здесь выросли двухэтажные деревянные дома.
Мы шли по хорошо накатанной лесовозами дороге и гнали перед собой кусок льда. Мы были так увлечены, что сразу не поняли, когда услыхали:
— Ну вот, теперь посчитаемся!
Едва переводя дух, мы прекратили игру и увидели метрах в двадцати от нас Приходько. Он улыбался и почёсывал за ухом огромную, красивую овчарку, которая стояла рядом с ним и лениво помахивала хвостом. Собака смотрела на нас дружелюбно, серые глаза её, казалось, усмехались.