— Нет. У меня в глазах-то и слез нету. Пойду я. Возьми.
— Ладно.
Идут по деревне. Зинка сзади, в трех шагах от Женьки с Чирком. Шибко идут, пыль обжигает ноги. У Женьки в руках узелок и больше ничего, даже удочек нет. Смешно! Пошли по рыбу, а чем ловить не взяли. Зинке и не надо знать — куда и как? Шагай и только, а то, что пить хочется, им наплевать на это.
По узкой тропе обходят озеро, а дальше бредут без тропы по высокой траве. Зинка совсем утонула, одна макушка виднеется, чуть пригнись — и нет тебя, трава кругом да небо светлое, большое.
Зинка наколола ногу, вскрикнула, села в траву.
— Дальше не пойду… Домой хочу.
— Ну и сиди. Змея к тебе приползет. Черная.
Уходят Женька с Чирком, только трава шуршит.
«Лягу и умру, — думает про себя Зинка. — Вот закрою глаза и умру и мамку больше не увижу. А в траве мягко и тихо, и змей нет». — Вскакивает, кричит, сколько голоса есть, отбиваясь от высокой травы.
— Женька-аа…
И столько страху в ее крике и круглых глазах, что Женька берет ее за руку и шаг убавляет.
Собирают пучки дикого лука, сбивают синие головки и, усевшись подле рощи, жуют, выбирая стрелки, сладкие и прямые. А Зинка щавель ест. Кисло во рту, вяжет язык. Она причмокивает губами, сведя низко брови, как будто дело творит великое.
Небо кучно уплывает облаками. Пригибая траву, бежит ветер, расчесывает рощу. В лугах он теплый и зеленый, как листья. На воде голубой и прохладный, озерный ветер. Женька знает, какой у ветра цвет и запах. Ветер пахнет ягодой в лесу, грибами в березняке, солнцем на поляне, травой в лугах и рыбой на озере.
Чирок улыбается, а зубов в улыбке мало.
— Люблю лук есть.
— То-то и видать. Ты с бабкой спишь, что ли? Зубы-то тю-тю… Иль от лука, может?
Чирок поджимает губы и, наклонив голову, сплевывает в сторону.
— Мать говорит, вырастут… А без них лучше. Знаешь, как свистеть можно.
Он подбирается весь, словно прыгать собрался, и издает долгий, тонкий свист. Зинка затыкает пальцами уши, щурится и визжит.
— Здорово! Как это ты? Мне бы так. — Женька краснеет, облизывает губы. — Здорово…
— У тебя не выйдет. Надо, чтоб зубов не было… С зубами чего там… — И важно так поднимается Чирок с травы, отряхивает трусы.
— Пошли… Близко, должно быть.
Солнце идет над лугами, — точно окунаешься в него.
А весной нет лугов — вода кругом. Высокая вода стоит у деревни, темная, мутная.
Сойдет вода, высохнет земля — и уже птицам свистеть в траве и щуке разрывать чистую гладь озера.
— Жень, скоро?
— Чего слюни пускаешь? Сказывал, чтоб дома сидела. Вытри нос.
Женька шагает, высоко поднимая ноги, и совсем не глядит в сторону Зинки. Кустарник плотный, низкий, колючий.
Чирок посвистывает, не разводя губ, и получается смешно, будто носом свистит, и улыбается.
— Мы тебя не возьмем больше с собой. Одни слезы от тебя. Как барышня… — подзадоривает Чирок.
Зинка молчит, назло молчит и даже головы не повернет.
«Домой придем, мамке нажалуюсь. Все-все обскажу как ни на есть. И про то, как Женька червей ворует в огороде бабки Насти, и про то, как курят они в старой бане. И про Чирка скажу». Зинка хочет вспомнить, что же Чирок не так сделал, да не вспоминается. Она вытирает аккуратно нос подолом и решает: «Расскажу, какой он рыжий, даже собаки на него лают».
Женька вдруг приседает, отгибает куст и кричит:
— Вот она… Ух! — Заходит в воду. — Теплая.
Зинке все равно, о чем говорят Женька с Чирком. Вода как вода, зеленая только. Вроде бы грязная лужа, а называют бакалдой. Выдумывают они все.
Ложится в траву Зинка, узелок развязывает и посыпает хлеб солью. А Женька с Чирком ходят по воде медленно и тихо, ногами тревожат дно. Мутнеет бакалда — одна грязь, а не вода. Пригибаются, глазами что-то ищут. Вдруг Женька ладони сложил ковшиком, повел под водой и выдернул разом руки. Вскрикнула Зинка — рыба извивается в руках у Женьки, хорошая рыба, щуренок. Забегала Зинка у воды.
— Кидай, Жень… Кидай…
Ловит рыбу в траве, пальцы склизкие, а Женька грозит кулаком и на губы показывает — молчи! Отвернулась Зинка, стала рыбу обкладывать травой, чтоб не высохла, а тут прямо ей в руки летит другой щуренок, длинный и глаза вытаращенные.
А когда сбилась Зинка со счета, сколько рыбы в траве, вылезли из воды Женька с Чирком, растянулись рядом с Зинкой в теньке, только ноги выставили на солнце, и хлеб стали есть.
— Домой придем, жареху сделаем.
Женька отгоняет мух от лица, лениво, словно со сна, говорит: