Но утром волчица ушла на охоту, и опять все началось сначала — Ару покусали братья, загнали в муравейник и, обступив вокруг, сидели счастливые, с возбужденными мордами, смотрели, как Ара ворошила муравейник, отбивалась, а волк лежал невозмутимо у гнезда и грелся на солнце.
Ара в первый раз убежала в лес, одна, насовсем, на всю жизнь, но к вечеру вернулась назад, тощая, маленькая. От нее пахло мышами и землей.
Она забилась в темный угол, принюхалась и сразу заснула, закрыв голову лапами — ей казалось, что стоит только заснуть, как ее ударят и опять погонят прочь.
Поначалу Ара охотилась на мышей, глупо вспугивала тяжелых птиц, задрав хвост, носилась по кустам; из-под лап выскальзывали ящерицы и пропадали в сухих листьях. Было забавно, легко и радостно разгребать сухие листья, фыркать от душного запаха высохшей земли, отыскивать юркую ящерицу носом и никогда не находить, валяться на солнце и, наконец, мчаться к лесному озеру и жадно глотать воду.
Блестела черная шерсть на солнце, остро светились глаза. Прокушенное рваное ухо болталось у лба.
Ара была некрасива, коротколапа и узка телом.
Ребра, как круглые ветки, пробивались сквозь шерсть и, когда Ара дышала, то казалось, она дышит вся, напряженно раздувая мягкие ноздри, сжимая зубы и вздыбливая шерсть.
Часто она не возвращалась к гнезду, оставалась в плотном кустарнике близ озера и, положив умную морду между лап, смотрела сквозь ветки. Ей было покойно. Она засыпала и не дергалась во сне шерстью.
Как-то она вдруг увидела у озера человека. Она не знала: кто такой человек.
Она никогда не видела человека. Мать говорила ей, что человек — враг.
Ара подползла ближе. Человек пел. Красиво пел. Ара слушала и не верила, что человек — враг. Ей даже захотелось вылезти и потереться об его ногу. Но она не вылезала, а быстро, откидывая головой ветки, понеслась к гнезду.
Но словно встряхнулась земля, закачались деревья; Ара прижала уши, припала к траве — она увидела волчицу-мать, продирающуюся через кусты. Мать упала, прямо на Ару бежал человек. Она сжалась в комок. В ней проснулась ярость. Она увидела на голове волчицы кровь и бросилась на человека. Она ударила его больно головой, хотела опрокинуть наземь, но удар получился слабым, и человек выстрелил.
Ару спрятал лес. Она лежала под густой липой в траве и скулила потихоньку, зализываясь.
Кровь стекала по лапе, Ара подхватывала теплую струйку языком, и ей вдруг стало страшно оттого, что матери больше нет, что шумит лес, что осталась она одна с перебитой лапой, голодная и всем чужая.
Но в ней уже проснулся зверь, проснулся нестерпимый голод, проснулся волк.
Рана подсыхала медленно. Ара едва-едва добиралась до озера и пила жадно воду. Она боялась человека и потому приходила лишь, когда становилось темно и в озере плавала чистая луна. Ара сглатывала серебряную воду, обманывая голод, мордочка ее вытянулась, и вся она стала гибкой, легкой, как осенняя ветка.
Пошли дожди.
Лес вымок, отяжелел, опустил ниже ветви, притих. Задувал легонько ветер, сушил листья. Но дожди непрестанные, свежие били снова, сквозно били, до озноба, и земля разбухала, как зерно, податливо открывалась травой, глубоко вбирая воду.
Ара окрепла, развернулась грудью, упруго откинула голову, будто вдохнула запах сильной, развороченной дождями земли, и почувствовала звонкую кровь в молодом теле.
Она стала волком.
Она гоняла по лесу. Она выбегала в поле и, нырнув в плотную рожь, шла к деревне по тонкому запаху. Она отлеживалась долго, сквозь сетку колосьев следя за важным гусаком, тяжело переваливающимся на коротких ногах, сочно гогочущим, белошеим и крупным.
Гусак, щипая траву, заходил в рожь, выгибая шею, посматривал вокруг.
Ара бросалась разом, щелкнув зубами, и стремительно неслась прочь, волоча гуся, хмелея от душистого запаха крови.
Дни были заполнены охотой, необыкновенной, всегда тревожной.
Ара любила эти часы, когда закипала кровь, колотилось сердце и пружинисто наливалось тело под упругим шагом.
А после охоты, сладко истомясь, она засыпала под тяжелыми, нависшими корнями в гнезде, чутко оттопырив здоровое ухо. Она не знала покоя и во сне, чудилось, что к озеру спускается человек, — Ара вскакивала, вслушивалась и, успокоившись, опять засыпала, чтоб ночью выйти сильной, освежевшей и веселой к деревне. Ее тянуло туда, непонятно тянуло глядеть на желтые огни и слушать лай собак.