Она училась лаять, но получалось завывание, гнетущее и ненужное, и потому она просто смотрела на пропадающее огни засыпающей деревни.
Вышла как-то в спускающиеся сумерки узкой тропой к деревне, прошелестела рожью и встала вдруг, как вкопанная — черный пес идет навстречу тяжело, опустив злую морду, крадучись. Остановился, осмотрелся.
Ара захолонула вся, хотела броситься вперед, да только прилегла ниже к земле. Так и стояли друг против друга, внюхиваясь.
Потом вдруг разом ударились головами, зазвенело все вокруг; впились зубами, покатились цепким клубком. Взвизгивал пес, хрипела Ара, охватывала ее победная ярость, отбрасывалась назад и снова била большой гладкой головой в лохматую грудь пса.
Но не стало отчего-то сил, опрокинулась, попробовала залаять, да только взвыла, понеслась к лесу, отбиваясь, и слышала, как кричал сзади человек и вырывал землю из-под ног выстрелом. А пес забегал, обгоняя, вперед и опять нападал.
Ара, разбрызгивая слюну, обезумев, влетела в лес, скрылась в чаще. А у леса бесновался лаем пес, поджидая хозяина, судорожно вылизывая зудящую от боли грудь.
С тех пор Ара выходила к деревне только глубокой ночью…
Попадают листья, выстелится лес золотом, встанет, голый, остростволый, вытянув холодеющие ветви, словно в себя самого вслушиваясь.
Сухая паутина оборвется сильной каплей ливня, тугим нахлыстом ударит он по струнам веток, и лес запоет, зашевелится намокающими листьями, забьется мелкой знобкой птицей. И небо, еще вчера налитое густой синью и бронзой заката, вдруг осядет на острые вершины, разольется молоком облаков, посереет, и польют последние, беззвучные, промозглые дожди, гася золото листьев, готовя землю и деревья под хваткий первый морозец.
Отольется небо, поплывет за горизонт заледеневшими облаками — и уже буйствовать ветру, сжимать коросту земли.
В сырой сутеми скрипят вымокшие сосны, не жалуясь, а точно отогреваясь, точно боясь застынуть.
И вот уже иней. И вот уже ледок, и на сухих, полегших травах снег, пушистый, спорый.
Прошел год.
Проводила Ара вторую осень.
Зимой трудно. Зимой холодно. Ара больше спит. Куролесят вьюги, только стон идет по лесу. Заметают вьюги след, гладко стелят, не отыщешь быстрый заячий след, по запаху совсем не найдешь — ветер уносит запах.
Ара, обрастая инеем, ныряет в кусты — кажется, сидит беляк у ветки, схоронился, а нырнешь — снег и снег. Попробуй по морозу да по ветру гонять невидимых зайцев, оледенеешь мордой, в сосульку врастешь — голодно зимой, беда.
Трудно зимой. Ара больше спит, слушает, как звенит сосна, как завывает далеко чужой волк — тоже голодно и морозно, вот и воет на летящую жуть долгой вьюги, — вроде бы легче, если выть, вроде бы не замерз еще.
Тянутся снежные месяцы. И солнце не в солнце — ослепляет, а не греет.
Часто Ара слышала, как воет чужой волк, иногда близко, иногда далеко, словно зазывает кого.
Выбежала однажды на опушку, огляделась, стройная, узкотелая, легкая, голова закинута гордо, глаза поблескивают. И прямо навстречу вдруг вышел могучий волк, длинноногий, остроухий.
Подошел, обнюхал, улыбнулся, ухватил игриво за ухо, потянул одними губами, поднял волной сиреневый снег, сказал:
— Весна. Вдвоем лучше. Я Анг.
Притихла Ара, покорно стояла перед могучим Ангом, уголком глаза следила за ним, и жарко становилось ей, — рассыпчатой была шерсть на спине.
— Ты красивая, — сказал Анг.
И Ара, медленно погружая сильные лапы в снег, пошла к гнезду.
Она не оглядывалась. Она знала — Анг идет следом…
Это были звонкие, горячие дни предчувствия весны. Ара будто наполнилась солнцем, будто заново открыла неистребимую жажду — жить!
Открыла в себе мать.
Поскрипывает лес, стряхивает росу, — слабо шумит, безветренно, просачивая солнце.
Ара дремлет. Вдруг вздрагивает на шорох упавшей шишки — высоко в гнезде бьет крыльями птица.
Утром в лесу прозрачно, прохладно и беззвучно. Ара подходит к Ангу, трется о его голову.
— Вставай, Анг. Солнца уже много, Анг.
Завозились волчата, повылезали на воздух из-под корней и ну кувыркаться, глядит на них Ара — душа радуется. Вот меньшой чуть в пень не угодил, чернявый бесенок.
— Смотри, Анг. Они все в тебя. Только этот моей шерсти. А так все в тебя. Первые наши…
Ара ложится рядом с Ангом. Солнце серебрит умную голову.
Лес, вымытый теплым ночным дождем, непотревоженно молчит, точно боится нечаянно уронить чистые капли росы с листьев, словно слушает землю корнями и травами и пригревшимися на ветках птицами.