За окном осыпалась звездами ночь. На стене стукали часы. Егор Иванович постоял около Сережки, глядя на улыбающуюся с портрета женщину, провел ладонью по широкому лицу, засветил фонарь, надвинул на лоб фуражку и, улыбаясь невесть чему, вышел в ночь.
МЕДАЛЬ С ДЫРКОЙ
Скучно Ленке. Сидит в уголке дивана, перелистывает книгу, шепчет:
Ух, как хорошо, звонко, складно, будто ветер бежит по траве, легонько, мягко.
А за окном вечер, точно кто-то чернилами залил стекла и, если прижаться к подоконнику, то увидишь только клен в сугробе, сквозь голые ветки — звезды и больше ничего. Черно в саду. А клен похож на оленя. Стучит рогами в окно. Погаси свет — олень уйдет. Пугливый. Света боится. Вот если б вправду был олень, приходил бы каждый вечер и глядел в окно на Ленку большими глазами. Можно было б разговаривать с ним, сахаром кормить из форточки.
Ленка достает из ящика старые желтые письма, медаль с дыркой и погоны и сидит над ними, маленькая, с острыми косичками, перекладывает письма, сдувает с них пыль и не смеется.
Она не читает письма.
Она их знает наизусть.
Она просто держит их в руках.
Если б был отец, они бы сейчас пили чай с пряниками, и Ленка бы смеялась, и мама сидела за столом, и папиросами в доме пахло.
Отец любил петь. Закидывал большую голову, светлел лицом и пел громко, свободно и красиво. Он был высокий и черный.
Ленка помнит, как они сидели на диване и грызли сухари, а в комнате было темно и вовсе не страшно. Потом отец чинил пробки, а Ленка держала свечу, и с нее капал стеарин чистыми горячими каплями.
Утром в воскресенье они ездили на тряском трамвае в зоопарк, и отец ей показал оленя.
И все.
А потом… потом были письма, медаль с дыркой и погоны.
На вешалке висит отцовское пальто, старенькое, мятое, с глубокими карманами и длинными рукавами. От него слабо пахнет нафталином и отцом… Старое пальто. И медаль тусклая, и на ней танк.
Ленка прячет письма и опять подходит к окну, вглядывается в темноту, вслушивается. Вдруг вздрагивает и летит к двери.
— Мама! — кричит Ленка, окунается в холодный мех шубы, вдыхает запах мороза. — А я все сидела и ждала. От тебя зимой пахнет.
Раздевается мать. От растаявшего снега в волосах искры и на шубе мелкие капли.
— Будем чай пить, Ленок?
— Будем, мама. Я вскипятила.
Ленка звякает блюдцами, перезванивает ложками, и от этого легкого шума в комнате становится весело, тепло и уютно.
— Мама, ты мне расскажешь чего-нибудь про папу?
— Я же тебе все пересказала.
— Я хочу еще. Я сказку придумала про старое пальто. Я тебе тоже расскажу, мама.
У матери светлые узкие глаза, словно она всегда щурится, словно всегда собирается заплакать.
Ленка ест варенье, густо намазывая им хлеб, — ест старательно, отхлебывая чай с блюдца, и вся светится, как капелька варенья на стекле, поглядывает на мать.
— Рассказывай. Как ты нашла папу? Он был небритый, колючий. И пальто носил то, старое. Вы с ним долго по улицам ходили.
— И шел дождь… Видишь, ты же все помнишь.
— А потом вы ели мороженое в золотой бумаге, и тебе стало холодно… Мама, а правда войны больше не будет?
— Правда, Лена.
— А то плохо, если война.
Задумывается Ленка, покусывает косичку.
— Мы с тобой всегда вот так будем пить чай вечером и говорить о папе. А вдруг он возьмет и придет. Вдруг все неправда?
— Не надо, Леночка. Ты уже большая. Правда. Все правда. Папа больше не придет.
— А вдруг… все ведь бывает. Только ждать надо. Он хороший был, наш папа?
— Хороший.
— Хорошо, когда есть папа, — вздыхает Ленка.
Она забирается на постель, расплетает косички, и глаза ее уже наполнены сном и смотрят тихо и мечтательно.
— Я сказку про старое пальто сочинила. Висит оно на вешалке. Уже долго висит. Два года. И ему скучно без папы. И когда все спят, оно снимается с гвоздя и ходит по комнате. Рукава по полу. А как посветлеет в окнах, оно опять вспрыгивает на гвоздь ждать папу.
Ленка говорит, растягивая слова, точно сама себя баюкает, точно хочет поскорее заснуть, чтоб старое отцовское пальто начало ходить по комнате.
— Теперь ты мне расскажи сказку. Про то, как снег идет, и про оленя.
Засыпает Ленка и видит сон: кругом снегу много, проваливается она в большие сугробы, а ей совсем не холодно, и она — вся пушистая от снега, как снегурочка на школьной елке, и над ней стоит олень, качает рогами, совсем такой же, как в зоопарке.