В Центральном архиве Министерства обороны сохранились документы 3-го аэростатного полка. Не без волнения читал я их уже в наши дни. Вот, например, какие строки я обнаружил в книге приказов по полку от 20 марта 1943 года:
«За активное участие в красноармейской художественной самодеятельности наградить грамотой:
1. Техника-лейтенанта т. Смелянского
2. Сержанта т. Симонова
3. Сержанта т. Веселова
4. Сержанта т. Мельникова
5. Ефрейтора т. Иванова
Жаль, не сумел сохранить ту фронтовую Почетную грамоту.
Смотрю на фотокарточку военных лет. Я с баяном на венском стуле и наши девушки — участницы художественной самодеятельности. Не раз, рискуя жизнью, наш маленький ансамбль добирался до самых отдаленных точек, чтобы доставить бойцам радость, поднять настроение. Поэтому мне так и дорог этот приказ, хранящийся в военном архиве. Фамилии многих, к сожалению, я уже забыл, но хорошо помню красноармейцев Майю Степину, Шувалову, воентехника второго ранга Лукина. Все мы концертировали в свободное от службы время.
Еще одна фотография той поры. На ней я снят с баяном на коленях. Рядом старшина нашего отряда Татаринцев и замполит Пушкин. Эта фотография была опубликована в одном из номеров газеты Ленинградского военного округа «На страже Родины». Где сейчас они, друзья-однополчане?
Интересные строки я прочитал в ленинградском дневнике Веры Инбер «Почти три года». 18 апреля 1943 года она записала:
«Только что вернулась из города, с олимпиады детского творчества, устроенной Дворцом пионеров совместно с Институтом усовершенствования учителей… В синем маленьком зале с куполом 341-я школа Володарского района исполнила под собственный оркестр песню «Махорочка». Часть исполнителей для удобства публики были помещены на стулья, исполнители, стоящие на полу, относились к тем, которые были на стульях, с явным пренебрежением… Смешливый Витя Иванов, баянист, то и дело прятал лицо за баян. У него на куртке нашивки ефрейтора летной части».
Хорошо помню и зал и «Махорочку» с незабываемыми словами: «Эх, махорочка, махорка, породнились мы с тобой! Вдаль глядят дозоры зорко, мы готовы в бой! Мы готовы в бой!» Помню всю приподнятую атмосферу той олимпиады, которая неоднократно прерывалась из-за вражеских обстрелов.
Я уже говорил, что через некоторое время после прибытия в полк меня обязали учиться. Из полка я каждый день на мотоцикле, за рулем которого неизменно восседал Гриша, ездил в школу и обратно. И спрашивали с меня за учебу наравне со службой, без всяких скидок.
А я влюбился в одну девчонку из класса. И сам как баянист пользовался ее вниманием. Особенно мне нравились Валины большие голубые глаза. Они делали ее похожей на Мальвину из сказки «Золотой ключик». Несколько раз я провожал Валю из школы домой. И хотя считал, что военному ходить с портфелем не подобает (сам я носил учебники в полевой сумке), ее портфель я нес с удовольствием.
Во время таких прогулок Валя расспрашивала меня о фронте. Страшно ли идти в атаку? Больно ли было, когда ранило?
Я красочно описывал ей свои фронтовые похождения, иногда безбожно привирая. Валя слушала внимательно, иногда улыбалась, но никогда не перебивала. Рядом с ней я чувствовал себя сильнее и даже выше ростом.
И вот, чтобы я не задавался, ее дружки решили меня проучить. Было это зимой под Новый, 1944 год. Вышел я из школы. Гриши нет. Стал ждать. Вдруг вижу: надвигается на меня ватага — молодцов семь-восемь. Не знаю, чем кончилось бы дело, скорее всего дракой, но начался ожесточенный обстрел. Стреляли шрапнелью. Осколки так и взвизгивали. Тут уже не до драки. Юркнули кто куда.
На Ленинградском фронте охотно пели песню, где были такие слова: «Кто сказал, что надо бросить песни на войне, после боя сердце просит музыки вдвойне…»
Мне это было особенно понятно, ибо я в свободное от боев время играл для бойцов на баяне и видел, как светлели лица моих слушателей.
Представлял я художественную самодеятельность своего полка и на смотре Ленинградского фронта.
В один из дождливых дней осени 1943 года вызывает меня заместитель командира полка по политчасти и сообщает, что я прошел отборочный смотр и буду участвовать в заключительном концерте художественной самодеятельности Ленинградского фронта, который должен состояться вечером в помещении Малого оперного театра.
— Бери, — говорит, — Витя, мотоцикл с коляской и езжай в Ленинград.