Иногда Володя затевал «сдачу норм». Мы прыгали сверху вниз с различной высоты. Побеждал тот, кто прыгал с более высокой точки. Доходило до того, что мы прыгали на землю из окна лестницы второго этажа. Однажды такая «сдача» закончилась для меня бедой. В тот день Белый предложил перепрыгивать через ограду Никольской церкви. По одну сторону ограды были свалены доски. Володя выбрал одну из них, конец которой раскачивался, как пружина. И вот мы по очереди, раскачавшись на конце доски, перепрыгивали через металлическую ограду. Один раз я не рассчитал и повис на ней головой вниз. Причем один из прутьев проткнул мне глубоко мякоть правой ноги. Так я и висел, крича от боли. Белый не растерялся. Под его командой я был снят с ограды. Вызвали «скорую» и отвезли в больницу, где рану зашили, да еще сделали укол от столбняка. Конечно, мать с отцом чуть с ума не сошли, но порку отложили, пока не снимут швы. После этого случая мама запретила мне дружить с Володей, но через некоторое время все стало опять по-прежнему.
И вот теперь Володя Белов не драчун, не забияка, а настоящий воин. И с ним уважительно здоровается сам Трофимыч, наш управдом.
Через два дня Володя уехал в часть, и с тех пор никто его больше не видел.
Воздушные тревоги объявляли все чаще, зенитки открывали огонь по прорвавшимся одиночным самолетам. Вместе со взрослыми во время воздушной тревоги дежурили на крышах домов и мы, дворовая ребятня. Должен признаться, дежурить на крыше высокого шестиэтажного корпуса было жутковато, особенно ночью. На этих постах мы вели наблюдение за зажигательными бомбами, сброшенными фашистскими самолетами, за очагами пожаров. Когда начались регулярные бомбежки, в городе появились вражеские лазутчики. При появлении самолетов они пускали ракеты в сторону важных объектов или сигналили фонариками. С крыш мы за ними тоже следили и, если замечали, что откуда-то сигналят, кубарем слетали по лестнице и бежали ловить диверсанта. Честно говоря, нам не удалось изловить ни одного, хотя их сигналы я наблюдал не один раз. Однажды нашли даже место, откуда сигналили, но лазутчик уже скрылся. Остались только пустые картонные гильзы от ракет.
Как-то раз мы играли около дома, и один человек в военной форме вызвал у нас подозрение. Я побежал к Аларчину мосту и сказал постовому милиционеру, что кто-то подозрительный ходит, все осматривает и что-то записывает. Милиционер подошел к нему, проверил документы. Оказался товарищ из МПВО. Он подыскивал место для сооружения на углу улиц Мастерской и Союза Печатников газоубежища. Мы, как говорится, переборщили.
Обычно при воздушной тревоге прерывалась радиопередача, раздавался вой сирены и диктор объявлял: «Внимание! Внимание! Говорит штаб местной противовоздушной обороны города Ленинграда! Воздушная тревога! Воздушная тревога!» Мы, мальчишки, выскакивали на улицу и бегали по дворам, проверяя, у кого в окнах плохая светомаскировка. Если где-то замечали даже узкую полоску света, немедленно бежали в эту квартиру и требовали, чтобы были поправлены шторы. Эту работу нам обычно поручал управдом нашего ЖАКТа. Следили мы очень старательно, и жильцы дома к нашим замечаниям всегда прислушивались. Иногда сирену по радио дублировали во дворе. Делали это более взрослые ребята. Они брали ручную сирену, похожую на шарманку, крутили ручку, и сирена выла, леденя душу.
Дежуря на крышах, мы умудрялись собирать и коллекционировать осколки зенитных снарядов. Гордились, у кого их больше и чей самый большой.