— А почему у вас неуставные баки? — спросил генерал.
Старший лейтенант попытался объяснить.
Генерал перебил его.
— Даю вам пять минут на то, чтобы встать в строй побритым!
Старший лейтенант хотел что-то возразить, но генерал вынул из кармашка золотые карманные часы-луковицу и спокойно заметил:
— Время уже пошло, товарищ старший лейтенант. Выполняйте приказание.
Наш горе-взводный побежал в здание. Уж как он выходил из положения, не знаю, но через пять минут, с порезами на щеках, доложил Татаринову о выполнении приказания и встал в строй. Татаринов был олицетворением аккуратности и порядка и требовал того же от других.
Наступил долгожданный день, когда нам разрешили увольнение в город. Воспитанникам-ленинградцам было разрешено ночевать дома, а иногородние должны были вернуться до отбоя. Однако перед выходным днем нам объявили: чтобы уволиться с ночевкой, нужна роспись родителей или родственников в специальной книге. Тем, у кого были домашние телефоны, все было просто: позвонили домой, и родители приехали, А каково тем, у кого телефона нет? Да и не все родственники могли приехать. Моя мама, например, вечером была занята на работе в Доме культуры работников связи. Мы приуныли. Выручил офицер-воспитатель Казаков: он разрешил родителям, приехавшим в училище за сыновьями, расписаться за тех, кого они знали и за кого ручались. За меня расписалась мама Феликса Иванова. В дальнейшем так и делали. Чья-нибудь мать по просьбе тех или иных родственников расписывалась в книге. Этот неудобный порядок со временем был упразднен, и ленинградцы увольнялись с ночевкой просто по записке. Иное дело — каникулы. У нас ведь были и круглые сироты, которым некуда было ехать. Всех их разбирали по домам друзья. Так, у меня на каникулах всегда отдыхал Гриша Михайлов.
И вот, наглаженные и надраенные, мы впервые шагали по улицам города. Все бы хорошо, да только не было у нас погон. Погоны нам еще не выдали. Поэтому, когда мы отдавали честь офицерам, многие из них посматривали с недоумением — дескать, кто такие? Правда, на шапках у нас алели звездочки, и это в какой-то степени определяло нашу принадлежность к Вооруженным Силам. В один из зимних январских дней в торжественной обстановке нам вручили перед строем заветные погоны. Это были небольшие, узкие, черные полоски, обрамленные белым кантом, на которых желтой краской была нанесена затейливая литера «Н» — нахимовец. Со временем форма букв стала печатной, и их уже не наносили краской, а вышивали шелковыми нитками.
После войны в стране многие носили погоны: и железнодорожники, и речники, и летчики, и даже шахтеры. Первое время это сбивало с толку. Идет, допустим, речник. Фуражка у него, как у адмирала, на плечах золотые погоны. Завидя такого начальника, невольно соберешься, «дашь ножку», лихо откозыряешь, а потом поравняешься и видишь, что это не военно-морской офицер, а речник. Штатский человек. Неловко и ему, и тебе.
Каждый из нас старательно пришил новые погоны к шинели и бушлату, а квадратные погончики — к суконке и фланелевке. Вскоре в училище произошло еще одно важное событие. К нам прибыл начальник военно-морских учебных заведений вице-адмирал Степанов.
Училище построили в актовом зале. В торжественной тишине слышен был лишь малиновый перезвон многочисленных наград на тужурке вице-адмирала. Начальник ВМУЗов зачитал приказ наркома Военно-Морского Флота Кузнецова с объявлением Указа Президиума Верховного Совета СССР о вручении училищу знамени. Знамя принял капитан первого ранга Изачик. Он передал его знаменной группе: знаменосцу старшине первой статьи Федоренко и двум ассистентам — нахимовцам первой роты. Грянул гимн Советского Союза, и многократное «Ура!» прокатилось под сводами зала. Затем все роты прошли мимо знамени торжественным маршем.
С того дня мы стали полноправной воинской частью. Знамя училища поместили в специальный защитный пенал из оргстекла, и хранилось оно на почетном месте в вестибюле при входе. Для охраны знамени был выставлен пост № 1, на котором несли службу воспитанники старших рот. Позже, когда мы учились в десятом классе, нам тоже доводилось заступать на пост № 1.
Ленинградцы сразу заметили появление нахимовцев на улицах города и отличали их от курсантов подготовительного военно-морского училища. Относились к нам тепло, с любовью. Популяризации училища способствовали строевые прогулки по городу. С развернутым знаменем, под звуки оркестра, печатая шаг, мы проходили по центральным улицам Ленинграда. Это было эффектное зрелище. По обеим сторонам улиц стояли горожане и приветствовали нас аплодисментами. Мы старались тверже печатать шаг.