Восьмого сентября 1941 года воздушную тревогу объявили ближе к вечеру. Было светло, солнце еще не село. Как всегда, мы поднялись на крышу шестиэтажного дома. Сверху хорошо был виден город. И вдруг мы заметили большую группу немецких самолетов. Это было так неожиданно, что вначале мы подумали — летят свои. Но вокруг самолетов уже заклубились облачка разрывов — стреляли зенитки. Послышались взрывы бомб. С крыши мы наблюдали, как в стороне Московского района взметнулось вверх пламя, повалил черный дым. Впечатление было такое, как будто горит весь район. Бомбы упали и в других местах. Это был первый большой налет на Ленинград.
После отбоя воздушной тревоги мы побежали к Обводному каналу, к месту сильного пожара. Там уже было много пожарных и санитарных машин. Милиция к пожару близко никого не подпускала. Мы с ребятами не знали, что горит. В толпе говорили, горят какие-то хранилища и сахарный завод. Видимо, это и были знаменитые Бадаевские склады, о которых мы потом в голодную блокадную зиму столько раз вздыхали: «Вот если бы не разбомбили Бадаевские склады, не было бы голода», «Вот если бы склады были под землей, то они не сгорели бы…» Все считали, что на этих складах собраны несметные запасы продовольствия, которых хватило бы на несколько лет. Ругали тех, кто не уберег их. Конечно, мы многого не знали и значение Бадаевских складов сильно преувеличивали. После войны я читал книгу «Ленинград в блокаде» Д. В. Павлова, который в годы войны работал у нас в качестве уполномоченного Государственного Комитета Обороны по обеспечению населения города и войск фронта продовольствием. Он пишет, что такие слухи не соответствовали действительности. На Бадаевских складах хранились продукты для повседневного расхода. От огня погибло около трех тысяч тонн муки и не более семисот тонн сахара.
В моей судьбе пожар на сахарном заводе сыграл свою роль. Когда начался голод и уже выпал снег, я с саночками снова пришел к месту пожара. По совету знающих людей я с ребятами стал выковыривать из земли куски лавы — горелого сахарного песка, который, расплавившись, впитался в землю. Не скажу, чтобы это нас насыщало, но помню, как мы с мамой жадно сосали ту землю, благо она была немного сладкой.
В первых числах сентября начались артиллерийские обстрелы. Вначале мы не могли понять: что за взрывы. Вроде воздушной тревоги не объявляли. Потом, когда рядом с нашим домом взорвались два снаряда, поняли, что фашисты начали артиллерийский обстрел города. Конечно, разрывы снарядов на улицах были для нас полной неожиданностью. Мы и подумать не могли, что немцы подошли так близко к Ленинграду. Стали объявлять по радио: «Внимание! Внимание! Говорит штаб местной противовоздушной обороны. Район подвергается артиллерийскому обстрелу!» Потом на тех сторонах улиц, которые были обращены в сторону переднего края, появились надписи: «Граждане, при артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна!» Одна из таких надписей сохранена и сегодня на одном из домов Невского проспекта, как напоминание о тех суровых и опасных днях.
Впервые убитого при артобстреле я увидел в конторе ЖАКТа. Два снаряда, которые разорвались недалеко от нашего дома, попали в канал Грибоедова. Шли по набережной два мальчика. Одного, лет двенадцати, ранило в руку, а второму осколок попал в грудь, и он был убит. Раненый мальчик плакал, а убитого положили на стулья и потом вызвали его родителей.
Воздушные налеты и артобстрелы стали каждодневным явлением. Так и чередовалось: воздушные бомбардировки — ночью, артиллерийские обстрелы — днем. И так дни, недели, месяцы…
В книге Н. Жданова «Огненный щит» приведены такие данные: с начала сентября по конец ноября Ленинград обстреливали 272 раза. В сентябре на улицах города разорвалось 5 364 снаряда, в октябре — 7 590, в ноябре — 11 230.
Бывало, фашистские артиллеристы держали нас в убежище без малого сутки.
На картах гитлеровцев, кроме важных промышленных объектов, были занумерованы больницы, музеи, памятники. Даже Дворец пионеров значился под номером 192.
После войны я в какой-то книге видел схему Ленинграда, на которой кружочками были отмечены места, подвергавшиеся наиболее интенсивным обстрелам и воздушным бомбардировкам. Район, где мы жили, помечен несколькими кружочками. Это объясняется тем, что здесь находился Адмиралтейский завод, да и передний край проходил сравнительно недалеко.
И сегодня, спустя много лет после войны, многие здания в городе хранят на себе отметины от этих варварских обстрелов. На Аничковом мосту, на одном из гранитных постаментов, где установлены знаменитые кони Клодта, прикреплена металлическая пластина с надписью: