— Воспитанник Иванов, примите семафор! Покажите, как надо это делать!
Я вскочил. Михаил Михайлович с неимоверной скоростью замахал мне сигнальными флажками. Половину я не разобрал, но каким-то шестым чувством составил всю фразу.
— Что я передал? — спросил Рожков.
— Воспитанник Иванов Виктор Петрович, — ответил я.
— Молодец, вот так надо знать флажный семафор! — сказал, обращаясь ко всем, Михаил Михайлович, и лукаво добавил: — Любая кронштадтская девушка знает семафор в совершенстве и назначает своему парню свидание, когда корабль стоит на рейде, с помощью флажков. Стыдно тем, кто перепутает место и время встречи!
Как «бывшего юнгу» Михаил Михайлович брал меня иногда на командирский катер. В один из летних дней сорок пятого года на Неве проводились шлюпочные гонки. Рожков был главным судьей. Меня он взял с собой в качестве секретаря. В нужное время на катере не оказалось матроса-моториста. Михаил Михайлович, как всегда быстрый на решения, приказал мне заводить и выруливать к сигнальным буям. Заводить-то я кинулся, а что толку… Откуда мне было знать, как запускается мотор. Рожков нетерпеливо смотрел на меня, поигрывая биноклем.
— Ну, что ты возишься?! Ведь ты же был на флоте мотористом?
Краснея, я признался, что ни мотористом, ни кем другим я на флоте не был, а служил в армии связистом. Но Рожков и тут остался верен себе:
— Был на флоте или не был, а чтобы устройство катера изучил и мог всегда заменить рулевого и моториста!
— Есть, товарищ капитан третьего ранга! — ответил я радостно.
И через некоторое время мог доложить Рожкову, что его приказание выполнено. Мне не раз потом доводилось ходить с Михаилом Михайловичем на катере и по Неве, и по Фонтанке, и у него не было случая упрекнуть меня.
Я был маленького роста и небольшого веса, и потому меня назначили старшиной шлюпки. Команда шлюпки, составленная из ребят нашего класса, много и упорно тренировалась. Мы завоевали приз училища.
Однажды мы сидели на занятиях. Вел урок наш любимый Михаил Михайлович. Вбежал рассыльный, что-то тихо ему доложил. Рожков твердым, как в бою, голосом скомандовал:
— Призовой шлюпке — в шлюпку! Какие-то посторонние люди фотографируют с лодки военный объект. Лодку догнать, взять на буксир и привести к пирсу!
Мы кинулись в шлюпку, гордые тем, что получили настоящее боевое задание. Я скомандовал:
— Весла на воду!
И мы помчались. Быстро догнали прогулочную лодку и с удивлением увидели в ней двух лейтенантов-медиков с девушками. Вежливо поздоровавшись, мы пригласили их следовать за нами на буксире. Лейтенантам, а это оказались выпускники военно-медицинской академии, и их спутницам ничего не оставалось делать, как подчиниться. Заперли их в отдельном помещении. Продержали бедолаг целый день. Даже особиста пригласили. В итоге засветили у них пленку и выпустили. Сейчас это кажется курьезом: ведь «военным объектом» была старая шхуна «Бакштаг», которая даже не могла выходить в море, а использовалась как склад спортивных принадлежностей. В один печальный день она легла от старости на борт — внутрь прорвалась вода. Но тогда были такие строгости. Даже не разрешалось фотографировать нас, нахимовцев, идущих строем.
Флажный семафор я освоил легко, а вот световой давался куда труднее. Вначале нужно было изучить азбуку Морзе, затем все эти точки и тире, которыми пользуются радисты, мы должны были переложить на короткие и длинные сигналы света. Например, по азбуке Морзе буква «А»: точка — тире. Чтобы передать эту букву фонарем Ратьера, нужно дать светом один короткий и один длинный проблеск. В теории все просто, но, когда начиналась передача и преподаватель мигал лампочкой, да еще с приличной скоростью, все у меня в глазах сливалось. Пропустишь одну букву, все остальное уже непонятно. Я научился читать светосемафор на малой скорости, но привыкнуть к скорости корабельных сигнальщиков так и не смог.
Много внимания в кабинете военно-морской подготовки уделялось изучению рангоута и такелажа парусных кораблей. Эти предметы преподавали капитаны третьего ранга Шинкоренко и Муравьев — опытные моряки. При слове «рангоут» или «такелаж» живо вспоминаются слова популярной песенки о «Жанетте», которая в «Кейптаунском порту, с какао на борту поправляла такелаж». Такелаж — это все снасти на корабле, то есть все тросы, цепи, стропы, с помощью которых крепятся мачты, реи, стеньги, а также управляются паруса. Вот тут-то и началось увлекательное путешествие в мир парусников. Мы наперебой твердили: кливер, фок, фор-бом-брамсель, грот-бом-брам-стаксель. Читатель улыбнется, с трудом выговаривая эти названия. А между тем ничего здесь сложного нет. Все эти мудреные словеса — производные от названия мачт на корабле. Вот, например, первая от носа мачта называется фок-мачта, вторая — грот-мачта, третья — бизань-мачта. Продолжением мачты является стеньга. Соответственно уже будет фор-стеньга, грот-стеньга и т. д. Продолжение стеньги уже называется брам-стеньга, продолжение брам-стеньги носит название бом-брам-стеньга. Например, у грот-мачты третья стеньга будет называться грот-бом-брам-стеньга. Отсюда и название парусов: грот, выше — грот-марсель, еще выше — грот-брамсель, еще выше — грот-бом-брамсель. Конечно, чтобы не запутаться во всех этих «бомах» и «брамах», надо иметь хорошую память. Тогда команда подвыпившего отставного капитана в чеховском рассказе «Свадьба с генералом» будет понятна каждому: «Марсовые на брамсели и бом-брамсели!»